Любовь без поцелуев (СИ)

Мы стояли под душем, прижимаясь друг к другу, потому что вода текла почти холодная, я гладил его по плечам, спине, по ягодицам, а он упирался мне лицом в грудь – ростом я выше его больше, чем на целую голову. Вдруг он поднял лицо – глаза закрыты, и, привстав, потянулся ко мне, и я, сам не думая и не рассуждая, наклонился к нему. Это был даже не поцелуй – просто прикосновение губ к губам с привкусом ржавой хлорированной воды.

Потом мы вытерлись и разошлись по своим комнатам, ничего не говоря друг другу. Хуле тут скажешь? Всем, наверное, каким бы ты ни был монстром, дебилом, уродом и ублюдком, иногда надо быть с кем-то, даже мне.

Игорь снова начал песню «ты не должен был так поступать…» но я его заткнул, пообещав выставить из комнаты. Проверив, на месте ли кольцо в шкатулке, я лёг спать. Перед сном я думал о заснеженных полях и длинной дороге, о городе, в котором я родился, но который так плохо знаю, о том, что и там найти Макса будет сложно, а уж во всём огромном, холодном мире и вовсе почти невозможно. Почти.

***

– Эй, Комнин! – наш физрук-мразь окликнул меня после урока. Сегодня опять был баскетбол и мы славно развлеклись, сбивая с ног то новенького (урок был совмещённый), который у нас носил прозвища «Что-где-когда» и «Мы, Николай II», то Азаева – тут Таримов здорово помогал. Сейчас как раз началась большая перемена, и хотя душ был закрыт (зачетное дело, мне что, до вечера так ходить?), я намеревался обтереться хотя бы мокрым полотенцем в умывалке. Что этому чмырю старому надо?

– Чё ещё?

– Пошли-ка, Стас, глянешь. У меня кое-что есть для тебя.

Что-то в том, как он это сказал, как он смотрел, насторожило меня. Я от Павлюка вечно какой-нибудь гадости жду. Про его привычку шалав помладше (и пидоров всяких, типа Леночки) к себе водить, что называется, за «водку и пряники», все знают. Хуёво, если ты уж совсем от него не можешь отвертеться. При этом он побаивается старшеклассников – ну, таких, как я, Азаев и прочие. Вот есть такие люди, которые боятся силы… не знаю, как это объяснить… Конечно, никому не хочется, чтобы тебя избили так, что ты кровью ссать будешь, но некоторые просто боятся. Таких обычно всю жизнь пиздят, пока они не найдут кого-то, кого смогут пиздить сами. Наш физрук из таких. Ко мне (через Банни) подходили девчонки помладше, давали иногда деньги, еду, даже золото, чтобы я с физруком пообщался на эту тему.

Мы зашли к нему в маленький кабинет, что прямо выходит в спортзал (рядом, через стенку, подсобка для спортинвентаря). Мерзкая комната, странный, противный запах несвежего жилья, где нет окон, – вроде курева, дешёвого одеколона, пота и ещё – неприятный запах от старого обогревателя, похожий на золу, забивающую нос. Там дальше – двуспальная кровать, физрук здесь часто ночует, ну и Леночка у него тоже, вот уж всему блядству блядство! И ещё одна вещь – на тумбочке небольшой телек, а на нём – видеомагнитофон какой-то очень странный.

Павлюк запер дверь, и я насторожился ещё сильней. Так я его не боялся – я знал, что справлюсь с ним, если что вдруг, и дверь как нехуй делать выбью. И всё же было тревожно.

– А ну-ка, глянь сюда, – Павлюк включил телек.

Сначала до меня не допёрло. Я подумал – что за хуйня, порнуха, что ли? А потом я узнал наши душевые. И Вовчика. И себя.

Ёб твою мать!

– Классное зрелище, да, Стасик?

– Какой я тебе, нахуй, Стасик? – я никак не мог отвести взгляд от себя (ну и странно я выгляжу на экране голый!) и Вовчика. Это же, это…

Мы стоим под водой, прижимаясь друг к другу, и всё хорошо видно – я даже догадываюсь, откуда это снято – там, под потолком, решётка вентиляции, от которой по штукатурке идёт несколько ржавых потёков.

– А такой. И думать не смей! – он заметил, как я дёрнулся – разъебать к хуям собачьим этот телек и видак вместе с ним голыми руками, сил бы хватило. – Стоять на месте! У меня ещё одна кассетка есть.

– И чего? – я чувствовал, как перед глазами всё становится красным, а во рту – кисловато-металлическим. Я его убью. Как он посмел?!

– Тише, тише. Ну-ка, остынь! Я тебе не школьник, тронешь меня – ничего тебя не спасёт, отправишься в колонию как пить дать… А там эту кассетку уж кто надо увидит. И тут тоже – куда весь твой авторитет денется, когда все увидят, как ты со своим Вовчиком обнимаешься, и в губы, как последний пидор, целуешься?

Я понимал. Понимал, что он имеет в виду. Вот это, вот именно это – нельзя. Это все знают.

Пацаны не трахаются друг с другом – трахать можно только пидоров. Но пидоров не обнимают, и тем более не целуют. Тем более – в губы. Я не думал об этом с Максом, потому что Макс был другим, он был не отсюда и с ним можно было всё – всё то, что делаешь, когда любишь. Другое дело – я и Вовчик.

Это пиздец. Это самый полный и конкретный пиздец, в который я когда-нибудь влипал, не считая того случая с ножиком. Только сейчас не было Макса, который придёт и скажет, что всё будет нормально.

Я смотрел на Павлюка, на его редкие, синеватые зубы, на глаза в красных прожилочках, на волосы, торчащие из носа и чувствовал к нему огромное, нечеловеческое отвращение.

– Чего тебе надо?