Любовь без поцелуев (СИ)

– Да не, мы тихо, – выходить на уроке в мои планы не входило, поэтому я замолчал, лишь периодически в воспитательных целях пиная Игоря под партой. Парта была низкая, пинать было неудобно, и я перешёл на тыканье карандашом. Карандаши у меня всегда остро заточены, и не точилкой, а ножиком, люблю это дело.

А на перемене началось веселье. Конечно, шмотьё этой Ани (у неё фамилия была Муравьёва, вот уж чья бы корова мычала насчёт тупых фамилий) никто тырить не стал, я насчёт этого указал особо. Его просто порезали портновскими ножницами из девчачьего кабинета трудов на серпантин и раскидали. Только немного нижнего белья оставили, просто покидали в грязь у входа, как полагается. Вопли были, визги, ну и, конечно, обвинения в мой адрес. Ну и что? Я к её комнате и близко не подходил. Завучиха ей так и сказала, что дверь надо закрывать аккуратно.

Вот была веселуха – все эти злобные рожи новичков, это чувство, когда до тебя доходит – тебя просто скинули в яму, у которой гладкие цементные стены, такой «зидан», и ори – не ори, кидайся на стены – бесполезно. Всем похуй.

Так мы тут и живём.

– Эй, ты! Как там тебя, Колян? – окликнул я пацана-Муравьёва.

– Николай.

Тоже мне, блять!

– Ладно, Колян, смотри и слушай сюда. Ты, кажется, вчера малость не въехал. Я всё, что сказал, я это очень серьёзно сказал. Мне как-то откровенно поебать, что вы там со своей сестрицей о себе воображаете. Может быть, что ты – Николай II, а она – Анна Австрийская. Но тут, – я обвёл рукой, как бы показывая ему всё это – холодные коридоры, выкрашенные серо-голубой и серо-зелёной краской, кабинеты, спальни, нашу грязную столовку, воняющие хлоркой и мочой туалеты, здоровенную чугунную «радугу», – тут у нас всё по определённому порядку. Сечёшь? Нет, ты в глаза мне глянь!

Глаза у него были какие-то непонятные – не серые, не голубые – вообще никакие, и смотреть на меня он, конечно, не стал.

– Ты бы себя со стороны слышал, – забормотал он, глядя вбок и в пол. – Рассуждаешь, как…

– Ты что, не въехал? Я тебе серьёзно говорю. И ещё – твоя сестра, смотрю, любительница повыёбываться. Так вот, запомни сам и передай ей – получать за это будете оба, – я шагнул к нему и, прежде чем он глазом моргнул, ткнул ему двумя пальцами в солнечное сплетение. – Понял?

Мы стояли в коридоре, он опёрся о стену и начал оглядываться. Народ стоял, смотрел с интересом. Сестры его не было – пошла своё бельё стирать, наверное.

– Ты отморозок, – это он выдохнул, пытаясь выпрямиться. – И вы все тут уроды!

– Так, не понял? Я вчера говорил, как надо отвечать? – как он меня бесит! Стоит, глазками хлоп-хлоп, всё смотрит, не придёт ли ему кто на помощь. Никто не придёт. Ну кто рискнёт связаться со мной? Кому не похуй? – Ещё добавить?

– Н-нет, – это он прямо выплюнул в мою сторону, – Стас.

– Всё понял?

– Да, Стас.

– Свободен.

На обеде я узнал, что близнецы всё-таки разъехались по разным комнатам. Вот так-то, а то нехуй тут!

Я чувствовал себя довольным, почти довольным. Это из-за Игоря. Он смотреть на меня не хотел, и разговаривать тоже. И меня бесило, что ночью он меня сначала оттолкнул, а потом такой, типа, «ну ладно, но только, если…», словно одолжение мне сделал!

Внутри меня всё время как будто намерзал лёд. Намерзал и намерзал.

И к вечеру я просто озверел. Хотелось пойти и избить кого-нибудь в кровь или что-нибудь сломать, довести кого-нибудь до жалкого состояния, чтобы ныл и всхлипывал. Хотелось увидеть Макса – сесть рядом с ним, обнять его, чтобы он откинулся на меня, как это делал иногда, чтобы мы переплели пальцы и посидели бы так.

– Стас, ты чего такой? – спросил Вовчик у меня в душе после тренировки. Сегодня я впервые позвал с нами Дёму в спортзал и отвёл душу, показывая ему, как надо правильно тренироваться и как укорачиваться от ударов. Естественно, нихуя он от моих не увернулся, я, когда злой, это нереально, но всё, конечно, без обид.

– Так… Настроение паршивое. Заколебала эта зима!

– Да… Сделать тебе массаж?

– Ну давай, – и мне вдруг пришло в голову, что уж Вовчик-то точно не откажет, а мне хотелось побыть хоть с кем-то. И я смотрю – он совсем не похож на Макса. Волосы рыжие и на руках, и на ногах тоже, очень бледная кожа и мускулы под ней так и перекатываются, захотелось сразу же положить на них ладонь. – Только пусть все свалят сначала!

Я прижал его к стене, как только за Рэем закрылась дверь.

– Стас, ты чего… Стас, ох, да, – он упёрся руками в стенку, дав мне добраться до его члена. – Да, вот так…

– Ноги сдвинь, вот, вот так вот стой…

Мне было так хорошо – хорошо просто стоять и обнимать его, прижимая к себе, прижиматься губами к его плечу, с которого едва тёплая вода почти не смыла мыло. Мне было хорошо, когда я начал двигаться, обхватив его член – так, чтобы не резко и не больно, чтобы ему тоже было со мной хорошо. И я старался, как мог, протянуть подольше, и когда кончил, мне было почти больно.