Любовь без поцелуев (СИ)

Когда мы подъезжали, меня охватило странное чувство – сколько раз я видел эти стены, этот бетонный забор с петлями колючей проволоки, на которой трепетали обрывки кассетных лент, в страшном сне? Сколько раз говорил себе, что больше никогда, никогда, никогда этого не увижу? Но вот оно, это нелепое трёхэтажное здание, «где я страдал, где я любил, где сердце я похоронил». Нет, не похоронил, скорее наоборот. Какое странное чувство – вновь увидеть всё это. Вон там карниз, с которого мы спрыгивали, там гараж с интернатовским автобусом, ещё какие-то сарайчики – я так и не узнал, для чего они. Вон там железная «радуга», а там были клумбы, а там, за углом, вся стена утыкана чёрными точками – после курения сигарету надо было тушить об стену, понятия не имею, почему. Помню, как уезжал отсюда и в голове билась только одна мысль – домой, домой, в привычный уют. Какой я, нахер, герой романа? У меня даже сейчас от мысли, что нужно туда заходить, ноги подка…

И тут я увидел Стаса и вообще забыл, о чём думал. Он бежал ко мне, а я даже дышать не мог, так мне его не хватало, и вылез из машины, только чтобы на миг раньше успеть к нему!

– В машину!

У меня крыша поехала, я готов был вот сейчас, вот в эту самую минуту рассказать ему всё – про свою никчёмную жизнь, про свою любовь и спросить, что же мне делать, ведь он всегда знает, что делать дальше. Мы целовались в машине и мне казалось, что весь мир исчез и теперь всё будет точно и правильно. В себя меня привёл Спирит, явно чувствующий себя чужим на празднике жизни. Стасу надо было что-то взять, я не хотел отпускать его, такого сильного и тёплого, казалось, если он уйдёт, я замёрзну навсегда.

– Интересно, что твой отец скажет? – Спирит машинально потёр ссадину на подбородке. Как он с разбитым лицом бреется? Впрочем, не удивлюсь, если он использует крем для депиляции, андрогинность – это святое.

– Да знаю я!

Какое же странное чувство – вот это всё видеть так… Как будто нашёл ящик со старыми сломанными игрушками. И смешно, что когда-то этот хлам для тебя представлял какую-то ценность, и рука не дрогнет выбросить, и что-то есть на самом донышке души, какая-то тень…

– Как будто раньше не слышал всего этого…

Из машины я себя практически вытолкал. Была у меня пара кошмаров на эту тему, бред, конечно, бессмысленный и беспощадный, но как же сложно иногда принять свои страхи. Отсюда это мрачное здание и правда выглядит нелепо и безопасно, и ни за что не подумаешь, что за этим фасадом с фальшивыми колоннами в стиле «сталинский ампир» таятся самые уродливые проявления человеческих качеств.

Спирит что-то пробормотал, я толком не понял, разобрал только «результат может быть неожиданным» и выкинул всё это из головы, потому что снова увидел Стаса. И какое-то странное чувство, что-то вроде безумного облегчения, накатило на меня. Я даже не знал, что всё это время был в таком напряжении.

Мы сидели в машине, я принимал участие в разговоре, толком не думая, разве что напрягаясь, когда Спирит разгонялся до чёрт знает какой скорости, тоже мне, Шумахер недоделанный! И чуть не подскочил, когда Спирит сказал «любви» – опять это, как будто тебя выталкивают на освещенную сцену, над которой огромные неоновые знаки указывают на меня и словами из лампочек написано «Он влюблён». Что хорошегов том, вот так говорить это вслух. Чёртов Спирит! Когда Стас на улице не захотел взять меня за руку, хотя мы только что целовались в машине, мне как-то стало… не то, что обидно, нет, Стас тут ни при чём. Это был наш молчаливый уговор ещё из интерната. И Стас собирался его соблюдать и сейчас.

Но это за дверью. А там, в квартире, нам было плевать. Плевать на всё, на всех, на весь мир. Откуда-то взялось чувство, что Стас здесь – и всё будет хорошо. Это чувство рождалось где-то на вдохе, делая всё тело лёгким, как во сне, но не страшном, а радостном, том, когда ты подпрыгиваешь и паришь в воздухе. Я не парил, я висел на Стасе и это было лучше всего, что могло происходить.

В ту секунду, когда он смотрел мне в лицо, а я обхватил его ногами, мне показалось, что он сделает мне больно. Он мог бы сделать мне больно, я даже был готов к этому… Но боли не было. Стас смотрел мне в лицо своими странными светло-серыми глазами, и было небольно, было правильно… Я уже ни о чём думать не мог и не хотел.

Потом я лежал и смотрел на него, когда он бродил по моей комнате. Почему-то я был уверен, что Стас в моей комнате будет выглядеть, как первобытный человек или эдакий Конан-варвар. Ничего подобного. Я, оказывается, забыл или проморгал там, в интернате, – у Стаса было очень красивое тело, без одежды он казался намного старше – как будто ему не семнадцать, а уже хорошо за двадцать. Он очень красиво двигался – ни одного лишнего жеста, но без вымороченной манерности Спирита или того же Ясна Пани. Он с интересом разглядывал мой компьютер, книжные полки (мне даже стало немного стыдно за свой бардак), старый шарик с Тауэром. Он не казался мне тут кем-то лишним. Это странное чувство, но мне казалось, что Стас тут был всегда.