Любовь без поцелуев (СИ)

Я продолжал смотреть на него в душе, пытался найти ответ на вопрос – как же мне дальше быть? Но сейчас, сегодня эта высасывающая тоска, мучавшая меня с февраля, злобная мерзкая пиявка, которая присосалась ко мне внутри, где-то в груди, в тот день, когда я узнал о самоубийстве Анниковой, отпала и корчилась в судорогах от весеннего света, от той уверенности, что излучал Стас. И растеклась грязной, быстро исчезающей лужицей, давая мне вновь дышать свободно, улыбаться, надеяться… На что? Ничего же не изменилось, кроме того, что Стас опять рядом и даже думать не хочется, что это ненадолго.

Одежда села на Стаса как влитая. Честно говоря, я побаивался, что он откажется. Кто его знает. Но он оделся и я на секунду дар речи потерял. Есть поговорка: «Одень пенёк – будет как майский денёк». Стас конечно, не пенёк, но сейчас… Сейчас я увидел его как в первый раз. Стас стал выглядеть ещё старше и как будто… собранней? Целеустремлённей? Не знаю, как назвать ощущение, когда смотришь на человека и понимаешь – он готов на всё и пойдёт до конца, добиваясь своей цели. И не побоится ни смерти, ни крови, ни грязи. Я вдруг понял, почему директор и физрук так ненавидели Стаса. Зависть. Страх и зависть. И кому они завидовали, кого боялись? Школьника! Я вдруг понял, что сам завидую. Уж Стас на моём месте не сидел бы в темноте, слушая музыку и накачивая себя алкоголем, не шлялся бы неизвестно где, неизвестно с кем, только потому, что у его друга появились собственные планы на жизнь, а у отца – новая баба и брат в перспективе. Стас бы знал, что с этим делать.

– Никогда не проси прощенья!

Да, вот этот тон, вот эта уверенность, что можно лишь захотеть, и ты построишь мир по росту! Ну, почему я сам так не могу?

Кожаная куртка и чёрные очки странным образом подчёркивали его резковатые черты лица, делая их намного выразительней. Бывают люди, которых нельзя назвать красивыми, но взгляд отвести невозможно. Стас из таких, и, как я заметил сам для себя, где бы мы вдвоём ни появились, люди будут смотреть сначала на него, а уж потом на меня. Та же история, что и со Спиритом, только Стасу для этого не нужны длинные волосы, кружева, подведенные глаза и прочие готические атрибуты. Даже в той мерзкой синей рубашке взгляд скользил по более привлекательным лицам и фигурам и останавливался на Стасе.

На кухне Стас по-хозяйски прошёлся, осматривая приборы, выясняя, что и как работает. Особенно его удивил ледогенератор. Наверное, с его точки зрения, иметь такую штуку – верх сибаритства, мне даже немного неловко стало.

Но больше всего я волновался из-за тира. Я был совершенно уверен, что именно это, а не какое-нибудь кафе, клуб, кино или что-то в этом роде понравится ему больше всего. Это был самый пик, основное блюдо среди прочих подарков. А в последний момент испугался – а вдруг промахнулся? На несколько секунд где-то под ложечкой словно ошмёток грязного снега появился – и тут же сгинул, когда я увидел лицо Стаса. Я видел у него это выражение, когда мы играли в ночных сапёров, когда садились за покерный стол, когда он собирался с кем-нибудь драться… Когда собирался остаться у меня – до конца. Взяв пистолет, он словно отвлёкся от всего, и я видел его улыбку – ту самую, наполовину убитую в какой-то драке.

Интересно, какое у него было лицо, когда он затянул петлю на шее физрука?

Я был уверен, что это он. Пусть говорят что угодно, но я помню эту мразь, когда он прижал меня тогда к стене. Этот урод в жизни не полез бы в петлю. Уж если что – он скорее сбежал бы, а вешаться…

Я влюблён в убийцу. И мне не страшно. Я стоял и глядел, как Стас целится в человекообразный контур мишени, и вспоминал, как в детстве к отцу приходил киллер. Кого тогда заказывал мой отец? Делал он это один раз или чаще? Я смотрел, как Стас держит пистолет, – в этом было что-то возбуждающее. Я против армейской службы – смывать свои два года в пресловутый сортир? Теракты – это кошмар. Просто думать неприятно, что тогда, два года назад, мог погибнуть Спирит и его родители. Войны… Афганистан забрал моего дядю, и пусть я его никогда не знал, только видел на фото (я на него довольно сильно похож), при этой мысли что-то скребётся на душе. Но где-то в подсознании у меня, видимо, живёт варвар, доисторический мужчина, носящий на поясе скальпы и украшающий дом черепами врагов, варвар, чьим богом-покровителем выступает один из всадников Апокалипсиса – Война.