Любовь без поцелуев (СИ)

– Туда! – Стас кивнул на стену. Куда? Что это вообще? Это же не жилые дома – ни подъездов, ни нормальных окон, господи, что же делать, да что же это…

– Куда? Стас, господи, что нам делать, тут некуда, – я искал хоть что-то, куда можно спрятаться, переждать, – какие-то стены, обрушенные плиты крыльца… может под них? Дверь заколочена – но может, не совсем? Вместо окон – стеклоблоки, их не выбьешь, да и высоко. Господи, я согласен даже на канализационный люк!

Я понимал, что сейчас засмеюсь. Буду сидеть, плакать и смеяться.

– Макс, Макс, ёб твою мать! – удар в солнечное сплетение вышиб мне остатки воздуха из легких. – Туда смотри! Там лестница, видишь?

О чём это он? Какая лестница? Зачем лестница?

– Давай, ну! – он дёрнул меня за руку и я почувствовал, что рука у него скользкая, – он всё вытирал ей бегущую по лицу кровь. В другой руке у него был пистолет. Откуда у него пистолет? – Хватайся и сразу вверх! Не оглядывайся, соберись, ёб твою мать, они щас срастят, куда мы съебались!

Я не успел ничего ни сказать, ни подумать – меня подкинуло в воздух.

Перекладины пожарной лестницы оказались совсем рядом и я вцепился в них – это был шанс убежать, наконец, спрятаться… В побитых стеклоблоках я видел отблески фонарей – нас искали. Ржавчина и остатки краски сыпались мне на лицо, ладонь, испачканная кровью, скользила. Быстрей, ещё быстрей, я смогу, я сбегу! И только когда лестница заскрипела и вздрогнула, я вспомнил о Стасе. Его подсадить было некому, даже я бы этого не смог. Но Стас забрался на лестницу, и хоть она скрипела под нами, хоть и вылетел один из болтов недалеко от моего лица, но лестница выдержала. Из последних сил я забрался на крышу, помогая Стасу, который тут же распластался, ткнув меня лицом в лохмотья рубероида, и через секунду-две в тупике, куда мы забежали, замелькали фонари.

– Отползай, быстро! – прошипел Стас мне в ухо. И я пополз, чувствуя, как обдираю одежду о старую крышу, как впивается мусор в содранную на коленях кожу. Наконец мы доползли до укрытия – видимо, выхода на крышу, там была дверь, кажется. Стас привалился к стенке и снова не столько вытер, сколько размазал по лицу кровь.

– Бля, твою мать… Макс, расстегни мне куртку… Бля, рука немеет, сссука… Да осторожней, бля!

У меня тряслись руки, я еле ухватил собачку и всё же кое-как расстегнул. И почувствовал, что шершавая поверхность крыши накренилась, как палуба тонущего «Титаника». Большая часть рубашки Стаса была залита кровью. Из разбитой брови столько не вытечет.

– С-с-стас, ч-что…

– Подстрелили, бля… Снимай куртку, потом рубашку.

– З-за…

– Перетянуть эту хуйню! Тихо-тихо давай, вот так.

Тут было не темно, где-то вдалеке горели фонари, целая река искусственного света, там были люди, свет, жизнь, кто-нибудь, кого можно позвать на помощь, чтобы это закончилось, о господи, чтобы кто-нибудь пришёл и что-нибудь, наконец, сделал, ну, не я же должен…

– Тебе не больно? – рубашка была тяжелой от крови, на майке почти не осталось сухого места. Кровь… Так много крови…

– Не… – Стас вдохнул поглубже, – неприятно, но пока не больно. Давай же, так, вот, держи…

Что это? А, да, маленький брелок-ножик, я помню его…

– Отрежь полосу и перетяни… Нет, не так, сильней, не здесь, бля, чему тебя на ОБЖ учили?

– У меня не было ОБЖ, – смех подбирался всё ближе, в глазах мутнело от слёз. Я чувствовал запах крови, она была тёплой, тёплой и липкой. Трясущимися руками я пытался перетянуть Стасу плечо. Вдруг яркий столб света появился из-за края крыши, прошёлся туда-сюда. – У меня б-б-было это… эт-то…

– Тихо! Блин, затягивай ещё туже и ещё… Теперь ползи и постарайся посмотреть, там они или нет.

Стас сидел в одной майке, пропитанной кровью, в левой руке у него был пистолет.

И я пополз по-пластунски, по грязной, холодной крыше, почти прижимаясь к ней носом, чувствуя, как по щекам катятся слёзы, как к лицу прилипает грязь и птичье дерьмо. Поморщился – расцарапал руку об что-то острое. Наконец высунулся.

Они никуда не ушли. Сложно было сказать, сколько их, – я начинал считать и сбивался. Кто они? Что ИМ от меня надо? Почему с ними наш водитель, ведь он должен был меня защищать… Они все должны меня защищать! Эти внизу толпились у заколоченной двери и, похоже, она и правда была некрепко заколоченная. Наверное думают, что мы внутри. Вот и хорошо. Пусть ищут нас там, а мы пока посидим и потом, когда они уйдут, тихонечко сбежим и…

Стас истечёт кровью. Эта мысль пришла мне в голову, когда, наконец, меня уже нельзя было увидеть снизу, и я встал на колени, счищая с лица и рук грязь. Он не доживёт до утра, он, наверное, с такой раной вообще через полчаса загнётся. В него стреляли! Это не порез, не ссадина, ни даже надрезанные вены. Он весь в крови.

Меня затошнило.

– Ну чего? – Стас по-прежнему сидел, привалившись к стене. – Они там?

– Да.

– Хуёво. Надо отсюда сваливать. Помоги мне встать… Так, пошли посмотрим, что там с другой стороны.

Я уже не обращал внимания ни на холод, ни на кровь, ни на грязь. Кое-как мы подошли к другому краю крыши.