Вдруг раздался странный звук буквально за стеной, на которую мы опирались. Стас открыл глаза и подобрал пистолет.
– Ч-что это?
– Наверное там, внутри, сохранилась лестница. Решили, что мы поднялись на крышу. Про… – Стас закашлял, – проверяют. Давай, помоги мне подняться.
– Нет, сиди, зачем тебе…
– Надо сесть лицом к выходу. Если они поймут, что мы на крыше… Я успею их задержать. Там ещё патрона три, кажется, осталось…
Кто-то стукнул в забитую дверь и я снова почувствовал дикое желание забраться куда-нибудь, спрятаться, накрыться с головой, чтобы пронесло, чтобы не заметили. Да вот некуда.
– Давай!
Стас с трудом держался на ногах, его шатало, но он всё равно шёл, цепляясь за меня. Повязка, которую я с трудом соорудил, располосовав рубашку (совсем новая, только что купленная, первый раз надетая этим утром, в другой эпохе, в другой жизни), сбилась, но я не мог понять, идёт кровь или уже закончилась. Руки у Стаса, покрытые засыхающей кровью, были холодные. У Стаса, который никогда не мёрз, который с лёгкостью согревал меня в холоде интерната, у Стаса, у которого, как казалось, снежинки таяли, не долетая до кожи! Я попытался надеть на него куртку, но не вышло – правую руку Стас не мог поднять, а в левой продолжал сжимать пистолет, и как я ни пытался его отобрать, у меня не получилось. Поэтому я просто бросил куртку на холодную поверхность крыши и сел со Стасом рядом, безостановочно твердя: «Всё будет хорошо, всё будет нормально…» Непонятно, слышал ли Стас меня вообще. Он сидел и смотрел вперёд, на дверь. Видел ли он что-нибудь? Есть ли вообще какая-то надежда? А может он прямо сейчас, прямо здесь умрёт?
Время то ли шло, то ли замерло. Я сидел, прислушиваясь к дыханию Стаса. Кажется, я уже ничего не чувствовал – ни холода, ни страха, вообще ничего. Мне было наплевать на то, что происходит внизу. Была только эта городская полутьма, грязная крыша и короткие облачка пара, которые выдыхал Стас. В какой-то момент он прикрыл глаза и покачнулся, я с трудом удержал его и помог лечь, хотя пистолет отобрать так и не смог. Впрочем, зачем он мне? Я даже курок взвести не смогу.
А потом послышался шум, крики, замелькал свет… Вроде кто-то позвал меня по имени и я пополз к краю крышу, крича: «Витя, сюда, пожалуйста, о боже, мы здесь! Здесь, наверху!!!» Кажется, я снова начал плакать. Бросился к Стасу, чтобы понять, жив он или нет.
– Это твои? – голос у Стаса был хриплый и едва слышный.
– Да, это они, они нам помогут, всё хорошо будет, держись, Стас, только держись, о господи, только держись! Ещё чуть-чуть…
– Да, – и вдруг, сев вертикально, Стас вытянул руку и выстрелил несколько раз. И упал обратно. Я перевёл взгляд – дверь, чуть скособочившись, скрипнула и открылась. Стас прострелил замок.
И я не выдержал и расхохотался. Упал рядом с ним и смеялся, понимая, что вот-вот я двинусь крышей. Что-то впилось мне в шею, какие-то щепки. Пытаясь их убрать, я понял, что они в кармане куртки, на которой я лежал. Я расстегнул карман и мне в руку упала в щепки разбитая, измазанная кровью коробочка. И кольцо.
…
Как потом рассказал мне Виктор Степанович, забрать кольцо у меня получилось только после того, как подействовало вколотое мне успокоительное.
====== 48. Эпилог: всё только начинается ======
Новенькое здание медицинского центра ласкало взор одних и бесило других. Последнее, в основном, именно тех, кто не мог и мечтать там лечиться. Туда редко приходили, обычно приезжали. Вот и в очередной раз новенький, блестящий чёрный джип мощно и плавно скользнул под поднявшийся шлагбаум. Двое мужчин – один постарше, в отличном костюме, уже начинающий лысеть, но с очень внимательными глазами, и другой – в джинсах и свитере, темноволосый, с белым шрамом на щеке – взошли на широкое мраморное крыльцо. На контрольно-пропускном пункте тот, что со шрамом, оставил пистолет, поприветствовав специалиста по профилю. Бабулькам-вахтёршам и безмозглым «шкафам» в криво сидящих костюмах не было места в мире серьёзных людей и больших денег. А платный медицинский центр был частью именно этого мира. Коридоры благоухали синтетическими моющими средствами, пациенты, неважно, какого пола и возраста, облаченные ли в пижамы или спортивные костюмы, от молоденькой красавицы, не пожелавшей и в больнице расстаться со своим золотом, до полупарализованного старика в кресле-каталке, чьи морщины складывались в хищний оскал, единственный глаз сверкал, а на руках, если присмотреться, можно было заметить следы тщательно сведенных синих перстней, были окружены заботой и вниманием, которое можно получить только за деньги. Медсестёр, похоже, набирали в модельном агентстве.
Старик не отрывал своего единственного глаза от этих двух, пока они не скрылись за одной из дверей.
– Итак, – врач задумчиво посмотрел на лежащие перед ним бумаги, – теперь вы, Анатолий Владимирович Веригин, официальный представитель Станислава Евгеньевича Комнина, восемьдесят седьмого года рождения. Хорошо, хотя, конечно, я бы всё-таки предпочёл поговорить с его биологическими родственниками.