Любовь без поцелуев (СИ)

– Ничего себе рассуждение! Нормальный человек вообще не должен совершать преступлений, – я докурил и посмотрел, куда можно деть окурок. Получается, никуда. Это что, принцип данного заведения – «бросай на пол»? Тушу его об стену и кидаю к остальным.

– Знаешь, нормальный человек – это одно, а Комнин – это совсем другое. И он, обычно, не попадается. Пошли на обед, я тебе расскажу, как мы…

И он рассказывает. Про ос в кабинете директора. Про разгром в медпункте. Про отравление комиссии (вот тут я посмеялся, все эти пафосные взяточники бесят меня неимоверно). Про мальчика в вентиляционной шахте в женском туалете. Много про что. Вещи, которые человек будет делать, когда у него много времени и злости. Действительно, где Стас и где нормальный человек!

– Зачем? – спросил я его потом. – Зачем такое вытворять?

– Ну, – Игорь отводит глаза, – понимаешь… Тут все такое творят. Ну, может, не совсем такое, у кого на что воображения хватает. К этому привыкаешь. Я тут уже второй год, всё-таки. Вот, курить начал, материться… И потом, знаешь, иногда это просто забавно.

Да уж, забавно.

Дни теряются у меня в голове. Я постоянно смотрю на календарь, но уже, кажется, не верю в него. Я деградирую на глазах. Я приспосабливаюсь к обстановке, улавливаю ритм здешней жизни. Он подчинён какой-то безысходной злости, выражаемой через агрессию и неестественную озабоченность. Людям не о чем говорить между собой, они только попеременно оскорбляют друг друга и шутят на пошлые темы. Как хорошо, что есть Игорь, с которым можно пообщаться. И да, приходится это признавать: хорошо, что есть Стас. Хотя он, конечно, полный шизик.

Утро, умывальня. Вода течёт холодная. Кто-то чистит зубы, кто-то пытается засунуть голову под кран. Брызги, мат, лужи на полу. Смотрю на себя в узкое, мутное зеркало – у меня круги под глазами. Стас бреется, корча себе страшные рожи. Рядом с ним тот самый прыщавый парень, которого, как я узнал, все зовут Рэем, тихо ругается – порезался. Спасибо моей азиатской части крови, мне бриться почти не надо.

– Зацените, чо у меня, – толстый, рыхлый парень демонстрирует всем тюбик с зубной пастой – «Аквафреш», по-моему. – Мне из дома мамка передала!

– Да ладно, – Стас смывает с себя остатки пены и поворачивается, – ну-ка, покажь?

– Ага, щас, это мне привезли.

– Ты что, Пыря, – Стас медленно подходит к нему, – жалко тебе для меня пасты?

– Да, жалко. Нахуй отвали, Комнин! – в голосе толстого прорезаются плаксивые нотки. Я озираюсь – все оторвались от своих дел и с любопытством смотрят.

– Так, значит, мамочка приезжала, да? – продолжает Стас. – И небось, и жратвы привезла сыночку? А ты и не поделился ни с кем, конечно, опять закрылся в туалете, около параши всё сожрал!

Все вокруг смеются. По затравленному взгляду толстяка, которого Стас назвал Пырей, мне стало понятно, что всё, действительно, так и было, более того – это была одна из его самых постыдных тайн.

– А ты из помойки ешь, а, Пыря? – продолжает Стас. – Или что ты там вчера делал? Что, прикиньте, пацаны, сижу я вчера, курю, смотрю – Пыря наш тихонечко так к мусорным бачкам крадётся… Что, объедков в столовой не дают?

И снова смех. Парень краснеет и, набычась, смотрит на Стаса.

– Сам ты, – визгливо начинает он, – из помойки ешь! Потому что тебе, вообще, ничего никто не привозит, мудак! Завидно, да?

– Знаешь, а мне всегда хотелось посмотреть, как устроена такая зубная паста, – Стас неожиданным быстрым движением выхватил у толстяка злополучный «Аквафреш». Тот кинулся на него, но одним ударом был отправлен на пол, в лужу. Смех. В руке у Стаса появился крохотный ножик с лезвием не длиннее спички. С лицом доктора-вивисектора Стас начал полосовать несчастный тюбик. Толстяк взвыл. Трёхцветная паста выскользнула на мокрый кафель и легла там, как абстракция на тему триколора. Все смотрели с жадным интересом и я, признаюсь, тоже. Никогда не приходило в голову просто взять и посмотреть, как устроен такой тюбик, и теперь я с любопытством разглядывал короткую трубочку, которую Стас демонстрировал всем желающим. Пыря шмыгал носом.

– Пыря, ты что, плачешь? – Стас улыбнулся. Криво так, правый угол рта не двинулся, зато слева обнажился клык, криво наползающий на другие зубы. – Пасту жалко, что ли? А ты с пола собери, ты же не брезгливый. Или может, с тобой поделится кто, сплюнет тебе на щётку. Или может, мамочка, – это слово Стас выговорил с отчётливым отвращением, – ещё привезёт.

Смех не стихал. Толстяк поднялся, всхлипывая и злобно глядя на моющего руки Стаса. Кто-то размазал по полу триколор, кто-то окунул в него палец и принялся писать на зеркале «Пыря лох». Я, на всякий случай, прикрыл рукой свою японскую зубную пасту, пока Стасу ещё чего-нибудь не захотелось выяснить. Стас с Рэем уходят и я вижу, как многие пялятся на него с откровенным восхищением. Уроды. Быстро сбегаю, пока никто не решил побыть героем за мой счёт.