– Да. Ева требует от него денег. Шантажирует. Фрик рассчитывает на наследство, а если отец правду узнает, наследство уплывёт к сыну от первого брака. Ева не жертва, мама. Ей нравится её жизнь. Ева считает, что если ты не собираешься рожать детей, то и разницы нет, кто сексуальный партнёр на этот раз – брат, отец или первый встречный на улице. Секс такая же потребность, как и еда, и ограничивать себя, выбирая с кем утолять голод, глупость.
«Секс стремительно теряет сакральность, – думала я в наступившей тишине. – Приём пищи тоже когда-то имел сакральный смысл и сопровождался ритуалами. А сейчас человек жрёт, что ни попадя, не задумываясь с кем, где и сколько. Теперь и очередь секса наступила – с кем, где не важно. Страшно!».
– Почему ты не поставил нас в известность?
– Мама, это я сейчас бы поставил вас в известность, а тогда я был уверен, что держу ситуацию под контролем. Катя – умница, не поддалась.
«Поддалась, Макс, поддалась, – мысленно опровергла я его утверждение. – Подружка развращала умело. Под братца Катя не легла, а вот мозги в аренду сдала – позволила чужой похоти взломать свою юную чистоту. Не достигнув зрелой чувственности, чувствовала себя отстающей. И ведь хотела со мной поговорить, да я глухой оказалась и отдала дочь под влияние развратной подружки. Евы и в подружках уж нет давно, а влияние осталось. – Я тяжело вздохнула. – А ты себя, Серёжа, обвинил».
Неправильно истолковав мой вздох, Макс успокоил:
– Мама, ты не тревожься, Фрик Катю больше не побеспокоит.
– Почему ты уверен?
– Уверен.
«А я не уверена. Не этот Фрик, так другой. Руслан чем лучше? Катька готова упасть в любые объятия».
Закрывая неприятную тему, Максим сообщил, кто перечислил средства на счета Фонда:
– Папа узнал о затруднениях и тоже перечислил деньги со своих резервных счетов.
– Чёрт! Опять! Макс, научи работать так, чтобы не тянуть из твоего отца деньги.
– Знаешь, что мне папа сказал? – улыбнувшись, Макс мельком взглянул на меня. – Только ты и делаешь по-настоящему нужное дело.
– Ну да. Интересно, откуда взялись бы деньги на «нужное дело», если бы не его и твой бизнес? – Я помолчала и спросила: – Не знаешь, кто его информатор?
Макс рассмеялся.
– Знаешь!
Но он покачал головой.
Анюту я застала в гостиной. Она сидела на диване, некрасиво развалив ноги и обняв руками живот. Увидев меня, хотела встать, но кроме как оторвать от дивана спину, другого не смогла. Жалко улыбнувшись мертвенно-бледными губами, прошептала:
– Лидия Ивановна…
От красоты Анюты ничего не осталось – выступающие кости лица обтягивала уже и не бледная, а серая кожа, глаза, окружённые чернотой век, провалились в глазницы и блестели неприятным лихорадочным блеском. Непропорционально тонкая шейка и выпирающие во всём своём объёме ключицы торчали из ворота, ставшего великим, платья, свисающего тряпкой с плеч и натянутого на животе.
– Здравствуй, девочка. – Я убрала с её лба пряди давно не мытых и спутанных волос.
Анюта скривилась.
– Ну-ну, девочка, тратить силы на пустые слёзы мы не станем. Давай-ка сядем удобнее, да я обниму тебя.
Я помогла ей немного развернуться и, заталкивая между нами подушку – опору под её поясницу, коснулась верхней части тазовой кости, гребнем выступающей под кожей.
«Что же они тебя в больницу-то не положат? – возмутилась про себя. – Так и погибнуть можно!»
– Ну вот, иди ко мне, – позвала я и приняла худенькую спинку в объятия. – Как, детка, удобно?
Голова Анюты бессильно упала на моё плечо.
– Поспишь или поговорим?
– Я только проснулась.
– Ну тогда поговорим.
Одну ладошку я положила на лоб Анюты, другую на верхнюю часть её живота. Малыш притаился. Мы встречались около двух месяцев назад, и теперь он вспоминал меня. «Здравствуй, мальчик! Тревожишься? Не тревожься, маленький, и с мамой твоей, и с тобой будет всё хорошо!»
– Как ты его назвала?
– Не знаю. Эдвард не хочет думать над именем.
– Давай спросим у мальчика?
– У мальчика? Как?
– Сосредоточься на сыночке, он переживает за тебя, успокой его и обними. Он и скажет.
Анюта заплакала.
– Что ты, девочка?
– Лидия Ивановна… я всегда… всегда плачу, когда… представляю…
– Почему?
Вместо ответа она только всхлипнула.
– Подумай, девочка! Почему ты плачешь о своём сыночке?
– Я люблю его.
– Конечно, детка, конечно любишь!
– Я думала, девочка будет. Мне предсказали девочку, а получился мальчик. Он долго прятал себя на УЗИ.
– Ты боишься, что родив своего сына, Эдвард перестанет любить Романа? – догадалась я.
– Дааааа… Лидия… Ив…
– Чччи, детка, не плачь. – Я легонько покачала её. – Ты говорила с Эдвардом?
– Не хочууу… он сердится… в больницу меня… я… боюсь… не хочу, чтобы убили…
– Чччи, тише, не плачь. Послушай меня, детка, твой малыш крепкий мальчик, даже если врачи вызовут искусственные роды или предложат кесарево сечение, малыш родится здоровым. Слышишь меня? Выбрось глупости из головы! Чччи… – Я вновь стала покачивать её, и Анюта через время затихла. У неё и на слёзы уже не было сил. – Но на искусственные роды мы не пойдём, слышишь, ты будешь рожать тогда, когда малыш сам решит прийти в мир. Договорились?