После рыбки, Даша увела дочь в свои бывшие владения, а ныне владения Люси, и там, уложив дочь в кресло, в мойке для волос вымыла ей голову. К ужину Анюту приодели – Катя подарила купленный в салоне «Марфа» сарафан, а к нему Люся подобрала из моего гардероба блузку – размеры похудевшей Анюты совпали с моим. Девочка выглядела лучше – серость кожи сменилась бледностью, в глаза вернулся мягкий блеск. Смущённо улыбаясь, Анюта прижималась к боку матери и поглядывала на сочувствующих и желающих поддержать её домочадцев. Даша поминутно целовала дочь то в лоб, то в макушку.
– Как же довели до такого состояния девочку? – улучшив момент, когда поблизости никого не было, прошипела Маша. – Глаза-то у них есть? Дашка ладно, не вхожа в дом зятя, а Стефан куда…
Машу прервал девичий смех. Девушки-горничные, сгрудившись в кружок, обсуждали что-то весёлое – Люся, торопясь словами, что-то рассказывала, Марго перебивала её и вставляла короткий комментарий, все дружно взрывались хохотом, не замечая, что привлекают всеобщее внимание.
Маша недобро посмотрела на девушек, но промолчала и вновь повернулась ко мне.
– Маленькая, я Аньку завтра каждые два часа кормить буду. Сергей Михалыч дома завтра, пообещался Стефану лежать весь день, вишь, как отёк у него увеличился… – Маша помолчала и просительно добавила: – ты бы тоже осталась… воскресенье ведь…
Раздался новый взрыв хохота, и Маша поморщилась. Из кружка «аграриев» раздался зычный окрик Натальи:
– Ну, вы там, кобылицы! Тише!
На этот раз поморщилась я и взглянула на графа. Андрэ продолжал разговаривать с Эдвардом, но покрасневшие щёки и лоб говорили, что реплика Натальи не прошла незамеченной. Андрэ негодовал. Необидчивая и добрая Наталья нравилась всем членам семьи, за исключением графа и Маши – графу Наталья не нравилась за грубость в общении, а Маша к Наталье ревновала.
Громкоголосая, с широкой спиной и могучей грудью Наталья с первого взгляда не понравилась Маше. Неприязни добавляли и косы Натальи – длинные и тяжёлые, как у Маши, точно так же уложенные венцом на голове, но рыжие, редкого золотистого оттенка да, к тому же, с милыми завитками на шее.
– Да не свои они у ней, – злопыхала Маша, – красит она.
На что Наталья при случае и, будто невзначай, заявила во всеуслышание:
– Да отродясь не красилась и не завивалась. Мама моя красавицей была, от неё и достались.
Маша и так досадовала, что поторопилась с приглашением матери и сестёр Семёна в усадьбу, а тут ещё Наталья узурпировала власть в коровнике, уверенно оттеснив Василича со словами: «Коровам женские руки лучше подходят!» Василич натиску уступил, и к вящему неудовольствию жены назвал Наталью королевой коровника. Маша начала копить обиду.
В ближайший выходной я отправилась на «ферму» на «разговор». «Карьеристские» устремления Натальи сошли на нет. А после и Маша сочла за лучшее держать косистую соперницу в подругах и пошла навстречу добрым отношениям.
Тихую рыжеволосую Раису – вторую дочь Натальи, как и Сёму, Маша привечала, а старшую – грубоватую и острую на язык Марго, побаивалась и почитала за лучшее не связываться.
– Говорю, ты бы тоже оставалась, – продолжала наседать на меня Маша, – лазарет дома… Дашка и та всех клиенток на мастериц своих бросила, с дочкой хочет побыть.
– Не могу, Маша, не могу! – Я поднялась. – Самые горячие дни сейчас… завтра и вернусь, не знаю, когда.
– Катя-то опять нагрубила тебе? Прибегала, повинилась.
– Тебе? – Я рухнула обратно на стул.
– А что ж?.. – Машины глаза сверкнули вызовом, дальше должно было последовать: «Не гожусь я-то?», но, выдержав паузу, Маша спокойно пояснила: – Как вернулась из замужества, с тех пор и бегает ко мне. Стефан-то, вишь, нехорош стал – упрекнул, что вечно мать у ней виновата. Оох, батюшки-светы! – вздохнула Маша, – избаловала ты её больно. Прощаешь всё.
– Ладно, Маша, пойду, – я вновь встала со стула, – пойду малых укладывать, спят на ходу.
Андрей, как хозяин дома, развлекал Романа, а Саша делила себя между Анютой и Серёжей – то к отцу молчаливо привалится, то к Анюте.
– Андрей, пора, милый, спать.
– Мама, я Рроману про Стояние на Угррре ррассказываю. Битвы не было, а ррусские победили. Это при царре Иване Трретьем было в тыща четырреста восьмидесятом году.
– В тысяча четыреста восьмидесятом, милый.
– Да, в тысяча четырреста восьмидесятом. Мне Максим карртинку с диспозицией полков показывал.
– Сынка, Иван Третий был Великим князем Московским. Первым русским царём стал его внук Иван Четвёртый.
Андрей помолчал, усваивая информацию. Я подтолкнула его.
– Беги, прощайся со всеми и Сашу зови.
Андрей убежал. Я обняла Романа и прижала к себе.
– А у нас ёлки нет, у нас мама болеет, – сообщил мальчик.
– Всё будет хорошо, милый. Мама поправится, у тебя родится братик. Ты ждёшь братика?
Ромка кивнул.
– Мама сказала, его Борисом будут звать. Я буду его учить. И защищать!
– Конечно, милый. Ты – старший брат.