Любовь и бессмертие

Неожиданно для всех, в музыкальную зону вышла Ольга. Встала к зрителям красивой стороной, постояла немного, опустив голову и собираясь, и запела. Голос её – высокий, хрустальный, лился из груди удивительно легко. Зрители слушали, как заворожённые, а из Машиных глаз покатились слезы. Пела Оля «Пташечку». Взволнованная Анюта бросилась целовать Ольгу, как только та кончила. А на лице её мамы вновь появилось брезгливое выражение. Заметив мой взгляд, Даша воровато потупилась.

Следующей была Катюша. Она тоже взошла на подиум, взяла в руки скрипку. Как и Ольга, Катя постояла немного, будто раздумывая над тем, что играть, приладила скрипку к плечу и ударила смычком по струнам. Играла она что-то гневное, даже яростное. Подняла взгляд от скрипки только один раз – беглый и режущий, направлен он был на отца. Я взмолилась: «Девочка, нет! Не разрушай любви к отцу!» Но мелодия изменилась, скрипка заплакала, сжимая сердце тоской, потом запела нежную песнь любви, освобождая меня от страха за отношения Кати и Серёжи. Закончила Катя торжеством победы, и в этой части композиции она посмотрела на меня. Я кивнула ей, соглашаясь.

В который раз я поймала тоскующий, устремлённый на Катю, взгляд Эдварда. Боясь быть обнаруженной, я торопливо отвела глаза.

Вслед за Катей выступил Савелий – спел песенку «Пусть бегут неуклюже…».

А потом я, на пару с внезапно вселившимся в меня чёртом, танцевала импровизацию о вечном магнетизме женственности. «Пусть плачут те, кто меня потерял!» Я вызвала кратковременный ступор у аудитории, завершившийся, впрочем, хорошо – шквалом аплодисментов.

Виктор показывал фокусы с шейными платками, сняв их с Макса, Савелия и Сергея. Маша хлопала в ладоши и громко спрашивала: «А откуда он это взял? А как это?» Довольный произведённым эффектом, Виктор только пискляво хохотал. Подарили Виктор и Петя и материальный подарок – деревянный резной сундучок, наполненный флакончиками ароматических масел.

– Таких у египетских цариц даже не было! – заверил Виктор Машу.

Андрэ прочёл пару стихотворений из лирики Тютчева и подарил Маше набор брендовой косметики.

Даже наш распорядитель Анатолий вышел из кухни при перемене блюд и спел для Маши серенаду Трубадура. Довольно высоко, слегка дребезжащим, вероятно, от волнения голосом. Маша смилостивилась и подала ему ручку для поцелуя.

Не проявили желания поздравить Машу только Аля и Даша.

Я уплетала осетрину, кусочком хлеба подбирая соус бешамель, когда Катя, присев на Серёжин стул, наклонилась и прошептала:

– Мама, спалишься! Маша наблюдает за тобой.

Перестав жевать (я, и правда, положила рыбу себе уже во второй раз), я выпрямилась, равнодушно отодвинула от себя тарелку и кивнула Кате. Катя встала и отошла.

Чтобы не искушать себя, я тоже поднялась из-за стола и столкнулась с Серёжей. В глазах его плясали бесенята. «Догадался?!», – испугалась я. У меня ухнуло вниз всё, что есть внутри. Но он протянул руку со словами:

– Маленькая, потанцуй со мной.

Я машинально кивнула и вложила ладошку в его руку, и только потом услышала, что звучит танго. Сергей легонько потянул меня к себе.

– Не бойся, я не уроню тебя.

Я увидела прищуренный взгляд Павла, ничего хорошего не суливший, и сделала шаг к Серёже.

– Маленькая, ты божественно хороша, – прошептал Серёжа, увлекая меня в кружение. – Что за дивные туфельки у тебя? Пяточки выглядывают так соблазнительно.

Его взгляд обжигал страстью. Я испугалась. Заметив это, он насмешливо улыбнулся, чем и привёл меня в чувства. Я подняла подбородок и смело встретилась с его взглядом. Глаза в глаза, мы танцевали танго. Он настаивал на своей власти, я ускользала, отстаивая свободу. Не знаю, как танец смотрелся со стороны, мне он показался слишком однообразным, а ближе к финалу я и вовсе соскучилась. Сергей потерял уверенность, на донышке его глаз поселилась растерянность, он в последний раз рванул меня к себе и наткнулся на выставленную перед ним руку. Музыка кончилась, мы оба тяжело дышали.

– Лида, не прогоняй меня.

– Я не гоню. Я с тобой расстаюсь.

Андрэ наблюдал за нашим танго с другого конца гостиной, я улыбнулась ему, успокоенный, он вернулся к разговору с Игорем.

Молча проводив меня к столу, Серёжа ушёл, а я села и придвинула к себе тарелку. Но, вспомнив о «наблюдателях», опять отставила её.

Тем временем Максим пригласил Машу на танец, начал было вальсировать, она остановила его, попросила музыку ритмичнее и, как только зазвучали первые аккорды, закружилась, заплясала вокруг него. Постепенно они заразили задором и гостей, и домочадцев, началась общая весёлая пляска, где особым изяществом движений отличалась Алевтина Марковна.

А я с наслаждением ела! На сложной дилемме – взять или не взять ещё один кусочек рыбки, ко мне подсел Игорь.

– Редко к нам стал заезжать, Игорь, – попеняла я ему. – Василич с Машей скучают, обижаются.

– Да то одно, то другое. Отец плохой совсем. Просит, чтобы не отправлял его умирать в больницу. Плачет.

– Прости его. Я знаю, трудно, но надо. И себя не обременяй его грехами, и его уход облегчи.