– А что мне остаётся? Муж мой ухаживает за тобой, я всё время одна. Никому стала не нужна, дочь родная и та нос воротит. Вишь, как! И с внуком бабушке нельзя поиграть, зять водителя срочно прислал, не понравилось ему, видите ли, что тёща вина немного выпила.
– Забыла, к чему выпивка мать твою привела?
– Я, в отличие от своей матери, дочь вырастила и замуж за богатого человека отдала!
– Не сама вырастила. Со Стефаном. Не было бы его рядом, то и не вырастила бы.
Снежинки ложились инеем на волосы и платок Даши, другие падали на лицо, таяли, увлажняя щёки, будто слёзы. Я вздохнула.
– Жадная ты, Даша. Говоришь, любишь, а любовь подарить жалеешь. Всё требуешь чего-то, а принять с благодарностью не умеешь. Тебе и давать не хочется, ты дар требованием обесцениваешь и для себя, и для дарителя. Тебе впору у дочери поучиться. Раненого отказом Кати, Анюта Эдварда любовью своей исцелила. Он про Катю и думать забыл, счастлив с молодой женой, сыну не нарадуется. И не важно, что сын не его, ребёнок любимой женщины всегда родной. А тебе всё кто-то что-то должен.
Я помолчала, лаская подбежавших собак.
– Стефана я люблю, Даша. Дорог он мне. Но мой мужчина Сергей, рядом он со мной или далёко от меня, он для меня единственный.
– А куда ж тогда Стефан ночами бегает, как не к тебе?
– Бегает? – Я пожала плечами. – Я не знаю, куда ночами бегает Стефан. И ещё скажу, мне, Даша, не жаль тебя. Ты вышла замуж за замечательного мужчину и ухитрилась и его несчастным сделать, и себе счастья не добыть.
Собаки бросились к вышедшему из дома Стефану, закружились вокруг его ног, подпрыгивая, тянулись носами к его руке, ластились. Стефан широко шагал между ними, приговаривая:
– Гулять, гулять пошли. – Остановился рядом с нами, посмотрел на Дашу, на меня. – Пойдём?
– А меня не пригласишь погулять?
– Домой иди. Проспись.
Я повернулась к ним спиной и пошла по дорожке. Стефан догнал, взял за руку, приноравливая свой шаг к моему, и спросил:
– Опять обидела?
Я покачала головой.
– Почему «опять»?
– Про прошлый раз она, пьяная, сама мне рассказала. Хвасталась, как смело высказала в лицо всё, что думает.
– Ей больно, она стремится причинить боль другим. – Я вздохнула. – Каждый делится тем, что у него есть. Стефан, Даша сказала, что ночами ты бегаешь ко мне.
Стефан молчал.
– Я не спрашиваю куда. Я говорю о её переживаниях.
– К тебе.
Я остановилась.
– Как ко мне? Куда?
Стефан потянул меня за собой.
– Помнишь, ты плакала всё утро, вышла из спальни к обеду? Я уснуть не мог, думал, ты и ночью плачешь. Пришёл. А ты спала. Я слушал, как ты спишь.
– Стефан, ты… ты что творишь? – Возмущению моему не было пределов. – Я теперь дверь запирать буду!
– Не надо. Я ещё два раза приходил. Потом Макс меня встретил.
– Что?! Максим тоже знает?
– Меня один и тот же охранник пару раз видел, сказал Савелию, Савелий Максу. Макс ночью встретил на лестнице.
Я застонала.
– Стефан, ну что же ты творишь?!
– Прости, Хабиба. Когда вижу, ты грустишь, я ночь не сплю, думаю, как ты одна?
«Когда я одна, я с Серёжей разговариваю! Записки его перечитываю. У меня их несколько штук», – могла бы ответить я, но промолчала.
К каждой памятной дате, к каждому празднику служба доставки привозит подарок от Серёжи. В коробочке с подарком я, прежде всего, ищу записку. Всего несколько строк дорогих для меня слов. Серёжа перед отъездом хорошо подготовился. Катя и Максим тоже получают подарки. А на Новый Год подарки от Серёжи получили все, даже горничная Люся, которая появилась в доме уже после его отъезда.
Я улыбнулась, вспомнив удивлённое лицо Андрэ, вскрывшего упаковку подарка. Пока он изучал содержимое, брови его поднимались всё выше и выше. Он получил легендарную бутылку вина 1907 года. Легендарная она потому, что из той самой партии, что предназначалась Николаю II, последнему русскому царю, но по назначению не дошла, так как корабль, перевозивший вино, был затоплен немецкой подводной лодкой. И, кажется, только в конце девяностых эти бутылки были найдены на дне Финского залива ныряльщиками.
– Детка, я тронут, – поделился Андрэ, – это самое дорогое вино в мире. Я загадаю желание и открою бутылку тогда, когда оно сбудется.
Теперь у меня поползли брови вверх. Я и не предполагала, что Андрэ суеверен.
Мне Серёжа прислал рукописную Книгу Мудр, с рисунками мудр и пояснениями к ним на санскрите. Книга старая, в кожаном переплёте с тиснением, с медной застёжкой-засовом. Под титульным листом я нашла поэтическое письмо-записку: