Любовь и Ненависть

Вольтер и Руссо! Какое чудо!

Да, чудо. Но кто его сотворил? Кто написал первое письмо? Кто заставил другого дать ответ? Кто намеревался их напечатать? Чье письмо привело к столь плодотворному обмену посланиями? Все сделал Вольтер. Вольтер поставил Руссо на ноги, увлек за собой. Мог ли он с такой же легкостью бросить Руссо?

Часто, очень часто Жан-Жак вспоминал темную комнату в доме маркиза де Бонака, свет от свечи, упавший на томики Жана Батиста Руссо. И слова де Да Мартиньера: «Значит, вы на самом деле хотите стать писателем? Очень хорошо, очень. В таком случае вам придется остерегаться Вольтера. Особенно с таким, как у вас, именем».

Глава 18

УДОВОЛЬСТВИЕ ОТ НАКАЗАНИЯ ЕВРЕЕВ

Да, какой опасный человек этот Вольтер! И какой упорный в драке! До сегодняшнего дня исследователи жизни и творчества Руссо не простили мэтру его жестоких нападок на Жан-Жака. Особенно во время так называемой женевской битвы.

Казалось, ничто так не прельщало Вольтера, как возможность запустить когти в плоть своих врагов. Возьмем, например, известного критика Эли Фрерона[183]. Вот какую злую эпиграмму Вольтер посвятил ему:

На днях не сокол, не ворона —Змея ужалила Фрерона.Ах, поделом ей! Что за дело!Змея та сразу околела!

А что сказать о поэте Ле Фране, маркизе де Помпиньяне, писавшем одни псалмы? Он провинился перед Вольтером тем, что в своей речи перед вступлением во Французскую академию наук осмелился назвать его угрозой для общества!

Вольтер буквально не слезал с него после этого. Находясь в Швейцарии, он постоянно осыпал его насмешливыми памфлетами. Более того, Вольтер писал на популярные мелодии уничижительные стихи о Помпиньяне. Эти песенки отпечатали в типографии и бесплатно раздавали желающим. Несчастный Помпиньян день и ночь слышал их даже за плотно закрытыми ставнями в своей комнате. В конце концов он чуть не сошел с ума и был вынужден уехать в провинцию. Этот Ле Фран не был таким уж плохим писателем. Он только не воспринимал философию Вольтера. Ну а разве этого мало?

Жану Франсуа Ла Гарпу, которого считают первым французским профессором литературы, удалось однажды заставить Вольтера признать, что Помпиньян — одаренный литератор. Ла Гарп прочитал ему несколько стихотворений, не называя имени автора.

— Ну, — спросил Ла Гарп, — что скажете?

— Великолепно! — воскликнул Вольтер. — Ну просто великолепно! И кто, говорите, их автор?

— Я ничего не говорил, — возразил Ла Гарп. И, так как он был карликового роста, отошел подальше от длинного Вольтера перед тем, как признаться. — Они написаны одним вашим дружком Ле Франом де Пом… — Закончить фразу он не успел.

— Лжец! — заорал Вольтер, набрасываясь на него.

Ла Гарпу удалось увернуться от удара. Он добавил:

— Более того, эти стихи взяты из восхваления Помпиньяном другого вашего дружка — Жана Батиста Руссо!

Казалось, что Вольтер лопнет от гнева, взорвется. Но он передумал и проворчал:

— Великолепно! Да, все равно стихи великолепны!

Ла Гарп вздохнул спокойно. А Вольтер признался, что иногда бывал несправедлив к Помпиньяну.

— Знаете, — говорил он в свое оправдание, — я себя плохо чувствую, если только не ввязываюсь в драку. Мне необходимо что-то такое, что возбуждает в жилах кровь. Мой доктор в связи с этим посоветовал по утрам угощать Помпиньяна палкой. Только ради разминки, так сказать. В качестве зарядки на весь рабочий день.

Вероятно, ему постоянно требовался противник. Не важно какой — большой или маленький.

А как Вольтер любил напускаться на евреев! Постоянно называл их «этим ничтожным маленьким племенем» или «этим невежественным, мерзким народом». Он часто развлекался тем, что повторял: среди законов, данных Моисеем, был и такой, который запрещал еврейкам совокупляться с козлами.

— Можете себе представить, понадобился специальный закон, запрещающий подобную практику! — ехидничал Вольтер. — Вероятно, еврейские дамы были далеко не равнодушны к такой изысканной форме галантности…

Все это можно легко понять, если принять во внимание, что евреям пришлось сорок лет скитаться по пустыне, — ерничал Вольтер, — у них не было ни капли воды, чтобы помыться. А так как Бог их сделал такими, что одежду они никогда не изнашивали, козлы, естественно, вызывали у еврейских женщин определенное влечение, так как они ошибочно принимали их за своих мужчин из-за сорокалетней вони, которой пропитались насквозь.

Такие умозаключения великого француза вызывали возмущение даже у некоторых христиан. Они обвиняли Вольтера в слишком свободной интерпретации иудейской истории.

— Хорошо, но в таком случае укажите мне на другой древний народ, в законах которого была специальная ссылка на склонность женщин к скотоложству! — настаивал Вольтер. — Нет, таких народов больше в мире нет, одни евреи!