Любовь и ненависть

известно, могут вышибить не только твои записки, но и нас с

тобой.

- Будем надеяться, что этого никогда не случится, -

парировал он и победоносно скрестил руки на груди.

Я промолчал. Он встал, заторопился, вытянулся, как

солдат, спросил:

- У тебя никаких поручений не будет?

- Да, кажется, ничего такого.

Конечно, записки Румянцева нужно оставить в номере. В

конце концов можно снять статью о происках Пентагона в

Африке. В самом деле, к чему повторять одно и то же:

Пентагон, монополии? Зачем дразнить гусей?

Я проводил его в приемную. Там уже ожидал Аристарх

Ларионов, таинственно важный, и лишь переброшенный через

плечо фотоаппарат несколько снижал его импозантность, так

сказать, мельчил монументальность образа.

- Опять ты с техникой, - недовольно сказал я в ответ на

его приветствие и небрежно дотронулся до его аппарата. Он

добродушно рассмеялся. - Терпеть не могу этой оптики. Может,

ты шпионишь за мной... Ну так что у тебя, выкладывай? За кого

хлопочешь? Впрочем, ты хлопочешь только за себя.

- А разве это плохо? - тряхнул бородой и весело

рассмеялся Аристарх. Удивительные у него глаза, я это давно

заметил - они всегда остаются холодными, недоверчивыми и

подозрительными. Даже когда он улыбается. И смех у него

неестественный, деланный. Точно такой же смех и у Чухно. -

Вот посмотри на это солнце, взгляни на эту звезду! - И

Аристарх торжествующе, как ребенок, нашедший

оригинальную игрушку, достал из папки две фотографии и

подал мне.

Я люблю красивых женщин, это моя слабость, я ее не

скрываю и не в силах ее побороть. И тут я был сражен и

опрокинут совершенно неожиданным чудом. С фотографии на

меня смотрела женщина, я мог бы сказать, красивая,

прекрасная, восхитительная, очаровательная. Но все это были

бы не те слова, потому что они не выражали существа и в

данном случае были бы бессильны. На меня смотрела совесть

человеческая, если только она вообще существует в природе,

смотрела Женщина с большой буквы. смотрела смелыми и

честными глазами.

Это была Ирина...

Я чувствовал, как что-то лопнуло во мне, взорвалось и

хлынуло волнами, разливаясь по всему телу, подожгло сердце

и затуманило мозг. Я, наверно, слишком долго смотрел на

фотографию, погруженный в оцепенение, забыв, что передо

мной стоит Аристарх и глядит на меня сквозь очки холодным

блеском изучающе и выжидательно. По-моему, в последнее

время он стал держаться со мной нахально.

- Она меня знает? - спросил я Ларионова, стараясь

скрыть свое волнение и казаться по возможности

равнодушным.

- Нет, откуда? Она северянка. Но теперь уже в Москве.

Прелесть, сказка. Муж совсем не достоин ее. Медведь.

Полярный медведь. Или тюлень.

- Он кто?

- Капитан милиции. В общем, милиционер. - Ларионов

осклабился. Слащавость его речи вызывала во мне затаенное

негодование.

Странно: муж Ирины капитан милиции. А как же Ясенев?

Или это, быть может, не Ирина? Я спросил с деланным

безучастием:

- Как ее имя?

- Ирина.

- А фамилия?

- Фамилия... фамилия... Вот, черт, забыл. Такая веселая.

Осенев... Нет, не Осенев. Муж Андрей Платонович...

Месяцев... Нет. - Оживленный румянец заиграл на его свежем

лице.Для меня было достаточно. Я хорошо помнил имя

Ясенева. Значит, это Ирина. И он уволен с флота. Капитан...

милиции. Я громко и весело рассмеялся. Аристарх смотрел на

меня изумленно и пытался разгадать причину моего смеха. Я

удовлетворил его любопытство:

- Что ты нашел веселого в осени или в месяце? Знаешь,

у Чехова есть рассказ "Лошадиная фамилия".

- Это какая ж? Жеребцов или Конев? - спросил Аристарх.

Чехова он не знал и вообще за свою жизнь едва ли

прочитал две книги.

- Овсов, - ответил я и попросил Аристарха подробно

рассказать мне об Ирине все, что он знал: когда и при каких

обстоятельствах познакомился, где она работает, где живет.

Спросил адрес, телефон. Оказалось, что они совсем недавно

поменяли свою ленинградскую квартиру - великолепную

четырехкомнатную квартиру покойного адмирала Пряхина на

Невском проспекте - на трехкомнатную квартиру в Москве где-

то у Сокола. Телефона домашнего нет. Есть служебный, в

клинике, но туда трудно дозвониться.

- Надо поставить домашний, - подсказал я Аристарху. -

Ты помоги им. Как же так: капитан милиции - и без телефона? -

Ларионов понял меня, трижды тряхнув бородой. - Только обо

мне ни слова.

Когда Аристарх ушел, я достал фотографию Ирины,

прислонил ее к настольному календарю, долго внимательно

рассматривал и вспоминал. Ведь столько лет, все эти

последние бурные годы моей жизни не то что не думал, но

даже ни разу ее не вспомнил, словно ее никогда и не

существовало на свете и она не была моей первой любовью и

женой. Я всматривался в знакомые черты и совсем