Любовь и ненависть

кармане пальто его паспорт нашли. Вот до чего примитивный

вор пошел. Ворует и паспорт свой оставляет.

Все, что он рассказал, похоже было на анекдот, я даже

подумал, что плутоватый старший лейтенант решил немножко

развлечь меня ходячими небылицами, но слушал его с

любопытством.

И долго, наверное, старший лейтенант еще рассказывал

бы мне районные были, если б не помешала одна женщина,

уже довольно пожилая, почти старушка с виду, тихонькая

такая, робкая, но дотошная. Подошла к нам как-то совсем

незаметно, поздоровалась ласковым певучим голоском и

обратилась к участковому:

- Николай Николаевич, может, вы бы там с кем-нибудь

поговорили?

- О чем, Романовна? Говорить-то о чем? - Участковый

вскинул на нее быстрый и мягкий взгляд.

- Да все о батюшке. - Старуха приняла почтительный

вид. - А что случилось? Опять пьяным на сцену вышел, или

как она по-вашему, сцена-то, называется? Амвон, что ли? Так

на то и пословица есть: хочешь знать, где хорошее вино,

спроси у попа. - Маленькие круглые глазки участкового задорно

засверкали, он, надо полагать, догадывался, о чем пойдет

речь. - Может, и пьяный, а и то правда, - согласилась старуха. -

А хоть и тверезый, ему все одно, потому как охальник, а не поп.

Шалопутный. Вчерась молитву служит, а там детвора с улицы

зашла, расшумелась. Известно, дети - они и на собрании и в

кино озорничают. Так он на них как закричит, прости господи,

да по-матерному, а на Петрейкова хлопца: "Эй ты, ублюдок,

выматывай к..." - старуха стыдливо запнулась и потом

вполголоса добавила: - к такой-то матери. Вот истинный бог,

так и сказал. С амвона по матушке. Где ж такое видано, чтоб

поп в церкви матерился? Богохул это, а не поп.

Николай Николаевич вдруг разразился заливистым

хохотом, выговаривая сквозь смех:

- Ай да поп, ай да батюшка! С амвона по матушке.

- Я его посовестила, - продолжала жаловаться старушка.

- Что ж вы, говорю, рази ж такое позволительно? Это ж великий

грех. Так он меня за эти самые слова взят да за упокой и

помянул. Вот. За здравие надо, а он за упокой. Будто бы по

ошибке, а я знаю, что и совсем нарочно. Да еще говорит: "Ты

чехов читала?" А нашто мне его чехи. И что у них там такое

написано? Я женщина неграмотная.

Я догадывался: поп-озорник посоветовал рассказ Антона

Павловича Чехова прочитать. Отсылал, так сказать, к

"первоисточнику". Лейтенант не обратил внимания на

чеховскую "деталь" и резюмировал, продолжая смеяться:

- Отомстить решил. Не любит поп критики. А кто ее

любит, сама рассуди, Романовна?

- Ты уж поговорил бы, Николай Николаевич, в своем

райкоме, пусть бы нам партийца прислали, чтоб он тут порядок

навел. Ну? А то что ж это такое? В алтаре зеркало держит и

девкам моргает. Куда это годится!

- Так ведь церковь-то у нас отделена от государства,

райком вам ничем не поможет, - отрубил лейтенант.

- А ты поговори, - настаивала старуха с заискивающей

учтивостью.

- А что говорить? Вот если б он хулиганил, тут бы и

милиция вмешалась.

- И надо, чтоб милиция, - согласилась старуха. -И

хулиганил. А материться в церкви при народе - это как? И

хулиганство. А то что ж? И по закону по вашему не дозволено.

- Нет, Романовна, ничем не могу помочь, сами

разбирайтесь. Ваш поп - делайте с ним, что хотите. Прогоните

его, найдите себе другого, если не можете без попа обойтись.

С кадрами, я вижу, у вас не того. А, Романовна?

Она ушла не простясь и, кажется, обескураженная тем,

что нигде нельзя найти управу на "охальника-попа", к которому

она питала личную обиду.

Лейтенант своими рассказами укреплял во мне

посеянные Струновым зерна. Я твердо решил пойти работать

в милицию.

Преступники и их жертвы... Они не выходили у меня из

головы, не давали покоя. Почему и как становились люди на

путь преступлений, что их толкнуло или побудило? Я пытался

анализировать, но у меня тогда не было достаточно фактов и

глубокого знания причин и мотивов преступлений. Теперь

другое дело - за год работы в столичной милиции мне

довелось столкнуться с самыми неожиданными сторонами

человеческой низости, подлости, которую мы называем

уголовщиной.

Вот и сегодня, как всегда, я пришел на работу к девяти

утра. Дежурный уже доложил начальнику происшествия за

ночь - работы хватит. На мою долю выпало два дела:

хулиганство и карманное воровство. Первое оказалось

несложным и даже веселым. Передо мной лежало заявление

заведующего рыбным магазином. В заявлении сообщалось,

что вчера в пять часов пополудни к нему в кабинет зашли двое

парней - оба студенты института - и избили его. Фамилии

хулиганов были указаны, к заявлению прилагалось

медицинское свидетельство. Заявление было предельно

лаконичным. Прежде чем разговаривать со студентами,

которые по распоряжению дежурного уже были доставлены в