Читаем Любовь к трем апельсинам полностью

Любовь к трем апельсинам

«Я – человек театральный», – сказал как-то о себе сам Филатов. И ему действительно удалось создать свой неповторимый театр слова с блистательными и остроумными репризами, невероятными комическими ситуациями.«Любовь к трем апельсинам» – сказка для театра по мотивам произведений Карло Гоцци.

Леонид Алексеевич Филатов

Драматургия18+

Леонид Филатов

Любовь к трем апельсинам

Сказка для театра по мотивам Карло Гоцци

Внучке Оленьке с любовью посвящается

Действующие лица

СИЛЬВИО, король

ТАРТАЛЬЯ, принц

ТРУФФАЛЬДИНО, шут

ПАНТАЛОНЕ, советник короля

КЛАРИЧЕ, племянница короля

ЛЕАНДРО, премьер-министр

БРИГЕЛЛА, генерал

СМЕРАЛЬДИНА, придворная служанка

МОРГАНА, фея

ЧЕЛИО, маг

КРЕОНТА, колдунья

ДВЕРИ И ПЕС, слуги Креонты

ПЕКАРКА

ПЕРВАЯ ДЕВУШКА

ВТОРАЯ ДЕВУШКА

ТРЕТЬЯ ДЕВУШКА

СВЯЩЕННИК

ПРИДВОРНЫЕ

Парад персонажей

ТАРТАЛЬЯ

Я – круглый идиот. Я – принц Тарталья.

Безумные глаза таращу вдаль я.

В моей башке случился перекос:

Я ем мышей, лягушек и стрекоз.

Свободный от морали и закона,

Я принародно писаю с балкона

И ухаю при этом, как сова,

И изрыгаю бранные слова.

Врачи твердят, что это паранойя.

Что ж, может быть!.. Но знаю лишь одно я:

Какой болезнью я ни одержим —

Повинен в ней сегодняшний режим!..

ТРУФФАЛЬДИНО

Я – уличный паяц. Я – Труффальдино.

Смешнее нет на свете господина!

Да, я дурак, я клоун, я паяц,

Зато смеюсь над всеми не боясь.

И вы платки слезами не мочите,

Чем горше жизнь, тем громче хохочите.

Да, мы живем в грязи, едим не всласть,

Зато мы обхахатываем власть.

И власти разрешают нам смеяться, —

Смеющегося можно не бояться.

Кто хохотом заткнет голодный рот,

У власти не попросит бутерброд.

КЛАРИЧЕ

А я Клариче – злобная особа,

Приглядывать за коей надо в оба…

Племянница родная короля,

Что подтверждают герб и вензеля;

Любовница Леандро, хоть Леандро

Красив, как марсианин без скафандра.

Мне только для того и нужен он,

Чтоб поскорей вскарабкаться на трон.

ЛЕАНДРО

А я Леандро, я – премьер-министр,

Я духом слаб и разумом не быстр,

И не случайно шепчутся тайком,

Что у Клариче я под каблуком.

Да, я и впрямь люблю Клариче;

Всё у нее, красавицы, в наличье,

Но есть одна противная черта:

Она меня не любит ни черта.

Чтоб в перспективе, крайне, впрочем, зыбкой,

Вознагражденным быть ее улыбкой,

Я бегаю по замку вкругаля

И интригую против короля.

БРИГЕЛЛА

А я Бригелла – верный страж короны.

Я вроде как министр обороны.

Но, несмотря на саблю и наган,

Я – интеллектуальный интриган.

Направо и налево интригуя,

Свои погоны свято берегу я.

Вчера с одной студентки взяли штраф

За транспарант «Бригелла! Ты не прав!»

СИЛЬВИО

Я – Сильвио, владыко достославный,

Я в этом королевстве самый главный.

В комедии ж, – хотя я и король —

Играю незначительную роль.

МОРГАНА

Я – фея, знаменитая Моргана,

Профессорша интриги и обмана.

Но, разжигая с властию вражду,

Я поперек народа не иду.

Я в королевстве главный диссидент,

Прошу простить за автокомплимент.

Действие первое

Картина первая

Покои короля.

СИЛЬВИО

Ужасная болезнь постигла принца!..

Он не стрижет ногтей. Не хочет бриться.

Он бьет учителей. Хамит врачам.

И громко сквернословит по ночам.

Он головой колотится о стену,

Клянет меня, правительство, систему

И всякое проклятие свое —

О, ужас! – начинает с буквы "ё"!..

ПАНТАЛОНЕ

Увы, такие случаи нередки!..

Виной тому, должно быть, ваши предки!..

Имелись ли – на принцеву беду —

Хронические пьяницы в роду?..

СИЛЬВИО

Перейти на страницу:

Похожие книги

Король
Король

Юшкевич (Семен Соломонович) - талантливый писатель. Родился в 1868 году, в зажиточной одесско-еврейской семье. Окончил в Париже медицинский факультет. Дебютировал в печати рассказом "Портной", в "Русском Богатстве" 1897 года. В 1895 году написал рассказ "Распад", но ни одна редакция не решалась его печатать. Между тем именно этот рассказ, помещенный, наконец, в 1902 году в "Восходе", создал Ю. известность. После этого он помещал свои беллетристические и драматические произведения в "Мире Божьем", "Журнале для всех", "Образовании", сборниках "Знания" и других. Некоторые произведения Ю. переведены на немецкий и древнееврейский языки, а товариществом "Знание" изданы два тома его рассказов (СПб., 1906). В рассказе "Распад" Ю. показал, как разлагаются устои старой еврейской жизни, городской и буржуазной, распадается прежняя общественная жизнь, теряя сдержку внешней организации, еще оставшуюся от былой внутренней спайки: распадается и сильная до сих пор своим единством, своей моральной устойчивостью еврейская семья, не связанная никаким духовным верховным началом, исковерканная бешеной борьбой за жизнь. Образы этой борьбы - кошмар Юшкевича. В "Ите Гайне", "Евреях", "Наших сестрах" он развернул потрясающую картину мира городских подонков, с его беспредельным горем, голодом, преступлениями, сутенерами, "фабриками ангелов", вошедшей в быт проституцией. Ю. любит находить здесь образы возвышенные, чистые среди облипшей их грязи, романтически приподнятые. Эта приподнятость и надуманность - враг его реализма. Многие его произведения, в общем недурно задуманные (драмы "Голод", "Город", рассказы "Наши сестры", "Новый пророк") местами совершенно испорчены манерностью, которая, в погоне за какой-то особенной правдой жизни, отворачивается от ее элементарной правды. Но даже в этих произведениях есть просветы значительной силы и подкупающей нежности. Особенно характерен для внутренних противоречий дарования Юшкевича язык его действующих лиц, то грубо переведенный с "жаргона", на котором говорит еврейская народная масса, то какой-то особенный, риторически высокопарный. В драмах Юшкевича слабо движение, а действующие лица, характеризуемые не столько поступками, сколько однообразно-крикливыми разговорами, индивидуализированы очень мало. Исключение составляет последняя драма Юшкевича "Король", имеющая сценические и идейные достоинства. Писатель национальный по преимуществу, Юшкевич по существу далеко не тот еврейский бытописатель, каким его принято считать. Его сравнительно мало интересует быт, он, в сущности, не наблюдатель внешних житейских мелочей и охотно схватывает лишь общие контуры жизни; оттого его изображение бывает иногда туманно, грубо и безвкусно, но никогда не бывает мелко, незначительно. С другой стороны, чувствуется, что изображение еврейства не является для него этнографической целью: еврейство Юшкевича - только та наиболее знакомая ему среда, в которой развиваются общие формы жизни. А. Горнфельд.

Семен Соломонович Юшкевич

Драматургия