Читаем Любовь к трем апельсинам полностью

Очередной прохвост не вышел в дамки,

И значит, жизнь в свои вернулась рамки,

И значит, в мире есть и стыд, и честь,

И справедливость тоже в мире есть!..

И жизнь не так уж, в общем, безобразна,

И вы вполне открыты для соблазна,

И вон прошла с собачкою одна,

И незачем бросаться из окна!..

Ну можно ли представить мир без шуток?!

Да он без них не выживет и суток!..

Не сбрасывайте, братцы, со счетов

Спешащих к вам на выручку шутов!..

Картина вторая Спальня Тартальи.

ТРУФФАЛЬДИНО

Послушай, принц!.. Грешно не веселиться,

Когда к тебе в окно стучит синица,

Грешно своей потворствовать хандре,

Когда такое солнце на дворе!..

Нельзя в такое лето загибаться,

В такое лето надо улыбаться!..

А коль уж загибаться на одре,

То лучше это делать в декабре.

ТАРТАЛЬЯ (заученно)

Я круглый идиот…

ТРУФФАЛЬДИНО

Какая проза!..

А я-то полагал, что ты – Спиноза!..

ТАРТАЛЬЯ

Чтобы моя уменьшилась хандра,

Достань-ка мне лягушку из ведра!..

ТРУФФАЛЬДИНО

Я допускал, что трапеза кретина

Для некретина – жуткая картина,

Но жрать, пардон, лягушек, как питон, —

Оно и для кретина моветон!..

Стряхни с себя убогое обличье

И улыбнись хотя бы для приличья!..

Не хочешь улыбаться – черт с тобой! —

Но шевельни хоть верхнею губой.

ТАРТАЛЬЯ

Я круглый идиот…

ТРУФФАЛЬДИНО

Уже известно!..

Причем не только здесь, с а повсеместно!..

ТАРТАЛЬЯ

Чтоб я не отмочил чего-нибудь,

Скорее мне мышонка раздобудь!..

ТРУФФАЛЬДИНО

Все мыши королевства до субботы

На полевые отбыли работы,

Но только улыбнись – и я готов

Гонять их по полям, как сто котов!..

Ну улыбнись хоть раз, моя голуба,

Пусть не на все – хотя бы на три зуба!.,

А не сумеешь – тоже нет греха,

Скажи хотя бы просто: ха-ха-ха!..

ТАРТАЛЬЯ

Я круглый идиот…

ТРУФФАЛЬДИНО

Круглее нету!..

Хоть с фонарем ищи по белу свету!..

ТАРТАЛЬЯ

Чтоб я не начал вновь точить слезу,

Сейчас же излови мне стрекозу!

ТРУФФАЛЬДИНО

Стрекозы, к сожаленью, все в отлучке:

У них как раз сегодня день получки,

Но – выдави хоть крохотный смешок,

И я их наловлю тебе с мешок!..

Ну отчего ты пасмурен, как льдина?..

Ну сжалься над несчастным Труффальдино!

Ведь если я тебя не излечу,

Король меня отправит к палачу!..

(Выходит на авансцену и обращается в зал)

Нет, вы трудней работы не найдете,

Чем состоять шутом при идиоте!..

Я взмок, я изнемог, я сбился с ног

И все же рассмешить его не смог!..

Разыгрываю сценку из Мольера,

А он рычит, как тигр из вольера.

Цитирую страничку из Рабле,

А он ворчит, как вьюга в феврале!..

Пытаюсь почитать ему из Свифта —

Уж вот кто остроумен и смешлив-то! —

А принц глаза слезою заволок,

Как будто я читаю некролог!..

Да, мастера изысканного смеха

Не могут в наши дни иметь успеха,

И не умерших классиков вина,

Что резко поглупели времена.

Сегодня и нормальный человек-то

Довольно слаб по части интеллекта,

Сегодня и нормальному уму

Писатель Свифт уже не по уму!..

В каком театре – ткните для примера! —

Смеются над пиесами Мольера?..

В какой избе-читальне на земле

Хохочут над романами Рабле?..

Зато какой бы хохот грянул в зале,

Когда б мы голый зад вам показали?..

Сегодня лишь такие номера

У публики проходят на ура!

Желая рассмешить толпу до колик,

Репризами исходит бедный комик.

Меж тем, ему довольно снять штаны,

Чтоб вызвать ликованье всей страны!..

Чего же мы хотим от идиота?..

Быть ниже нормы – вот его работа!..

Он на конфликт с эпохой не идет:

Мельчает век – мельчает идиот…

Но я слыхал, простые анекдоты

Воспринимают даже идиоты.

Мне вспомнился один, такой простой,

Что сразу видно: автор не Толстой.

Уж если эта варварская шутка

Не потревожит принцева рассудка,

То я при всех расписываюсь в том,

Что больше не работаю шутом!..

(Снова обращается к Тарталье)

Послушай, принц!.. Представь себе картину,

Доступную последнему кретину.

Обычная семья. Жена и муж.

И у жены любовник есть к тому ж

Однажды муж замешкался в пивнушке,

Любовник тут же – шасть к своей подружке,

Но не успел охальник встать под душ,

Как щелкает замок – и входит муж.

ТАРТАЛЬЯ (плача)

Я круглый идиот…

ТРУФФАЛЬДИНО

Он снова плачет!..

Скажи на милость, что все это значит?..

ТАРТАЛЬЯ (плача)

Ты говоришь: любовник встал под душ!..

А где же примет душ несчастный муж?..

ТРУФФАЛЬДИНО

Довольно!.. Баста!.. Хоть оно и лестно —

Быть первым балагуром королевства,

Но лучше мне лишиться колпака,

Чем развлекать такого дурака!..

А если снимут голову впридачу,

То я сочту и это за удачу!..

Я буду знать, что смерть меня спасла

От общества сановного осла!

Вот только к самому процессу казни

Я отношусь, понятно, без приязни.

Заветную тропинку к небесам

Я протопчу уж как-нибудь и сам!..

Каков же способ?.. Выпить чашку яда?

Иль броситься с вершины водопада?..

Иль подхватить какой-нибудь микроб

И медленно вогнать себя во гроб?..

А впрочем, утонуть иль заразиться —

На результате мало отразится,

И потому не проще ль будет мне

На собственном повеситься ремне?..

Прощай же, принц!.. Поплачь над Труффальдино!

Хотя тебе, кретину, всё едино…

Желаю получить, пресветлый принц,

На конкурсе кретинов первый приз!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Король
Король

Юшкевич (Семен Соломонович) - талантливый писатель. Родился в 1868 году, в зажиточной одесско-еврейской семье. Окончил в Париже медицинский факультет. Дебютировал в печати рассказом "Портной", в "Русском Богатстве" 1897 года. В 1895 году написал рассказ "Распад", но ни одна редакция не решалась его печатать. Между тем именно этот рассказ, помещенный, наконец, в 1902 году в "Восходе", создал Ю. известность. После этого он помещал свои беллетристические и драматические произведения в "Мире Божьем", "Журнале для всех", "Образовании", сборниках "Знания" и других. Некоторые произведения Ю. переведены на немецкий и древнееврейский языки, а товариществом "Знание" изданы два тома его рассказов (СПб., 1906). В рассказе "Распад" Ю. показал, как разлагаются устои старой еврейской жизни, городской и буржуазной, распадается прежняя общественная жизнь, теряя сдержку внешней организации, еще оставшуюся от былой внутренней спайки: распадается и сильная до сих пор своим единством, своей моральной устойчивостью еврейская семья, не связанная никаким духовным верховным началом, исковерканная бешеной борьбой за жизнь. Образы этой борьбы - кошмар Юшкевича. В "Ите Гайне", "Евреях", "Наших сестрах" он развернул потрясающую картину мира городских подонков, с его беспредельным горем, голодом, преступлениями, сутенерами, "фабриками ангелов", вошедшей в быт проституцией. Ю. любит находить здесь образы возвышенные, чистые среди облипшей их грязи, романтически приподнятые. Эта приподнятость и надуманность - враг его реализма. Многие его произведения, в общем недурно задуманные (драмы "Голод", "Город", рассказы "Наши сестры", "Новый пророк") местами совершенно испорчены манерностью, которая, в погоне за какой-то особенной правдой жизни, отворачивается от ее элементарной правды. Но даже в этих произведениях есть просветы значительной силы и подкупающей нежности. Особенно характерен для внутренних противоречий дарования Юшкевича язык его действующих лиц, то грубо переведенный с "жаргона", на котором говорит еврейская народная масса, то какой-то особенный, риторически высокопарный. В драмах Юшкевича слабо движение, а действующие лица, характеризуемые не столько поступками, сколько однообразно-крикливыми разговорами, индивидуализированы очень мало. Исключение составляет последняя драма Юшкевича "Король", имеющая сценические и идейные достоинства. Писатель национальный по преимуществу, Юшкевич по существу далеко не тот еврейский бытописатель, каким его принято считать. Его сравнительно мало интересует быт, он, в сущности, не наблюдатель внешних житейских мелочей и охотно схватывает лишь общие контуры жизни; оттого его изображение бывает иногда туманно, грубо и безвкусно, но никогда не бывает мелко, незначительно. С другой стороны, чувствуется, что изображение еврейства не является для него этнографической целью: еврейство Юшкевича - только та наиболее знакомая ему среда, в которой развиваются общие формы жизни. А. Горнфельд.

Семен Соломонович Юшкевич

Драматургия