Любовь к трем цукербринам

прошедший под аркой, гарантированно оказы-

вался в одиночестве — в пространстве индиви-

дуального самовыражения, за которым запре-

щалось наблюдать по закону. Написать на стене

можно было что угодно. И никаких следов это-

го поступка в информационном пространстве

не оставалось. Вернее, не оставалось следов ав-

торства — а надписи на стене становились вид-

ны новым визитерам как чье-то анонимное са-

мовыражение.

Кеша чужих надписей не читал. Большин-

ство из них было просто нецензурными выпле-

сками угнетенной психики, на несколько се-

кунд освободившейся от тисков социальной

нормы. Кеша не верил до конца, что эти слово-

излияния не сканируются и не записываются —

он подозревал, что они попадают в его личный

файл точно так же, как и все остальное. Поэто-

му он троллил систему хитро — и эта хитрость

восхищала его самого.

Приблизившись к стене в своем любимом

месте, он взял кисть из ведра с черной краской,

услужливо появившегося внизу, и написал круп-

ными буквами:

FUCK THE SYSTEM, BRO!

I DO IT EVERY DAY

Полюбовавшись на надпись, он хихикнул.

Такая же точно была рядом. Оставлена две не-

дели назад. Еще одна — уже еле видная под чу-

жими буквами — чуть левее. Ей месяц. Он всег-

да писал одно и то же. Чистую откровенную

правду о самом главном. Ее совершенно невоз-

можно было расшифровать.

Несколько чужих надписей успело все-таки

протиснуться под броню его незаинтересован-

ности — начиная от ярко-алого напоминания

про усиленно продвигаемого музыкальной ин-

дустрией рэппера-сефарда:

AIPAC SHAKUR III RULES THE WORLD!

и кончая многословным отзвуком какой-то

смешной девичьей обиды на листе бумаги, на-

клеенном поверх разноцветных непристойно-

стей и святотатств:

ПОЗВОЛЬТЕ ЧЕРЕЗ ЭТО ДАЦЗЫБАО

ПРЕДЛОЖИТЬ ГОСПОДИНУ КУПРИЯНОВУ

НАДЕТЬ РОЗОВОЕ ТРИКО, НАРИСОВАТЬ

НА СТЕНЕ МОЮ ЧЕТВЕРТУЮ РУКУ

И ЛИЗАТЬ ЕЕ ДО ПОЯВЛЕНИЯ НА ЯЗЫКЕ

КРОВАВЫХ МОЗОЛЕЙ. НАТАША.

Сколько людей, столько настроений.

Даже тут надписи становились видны Кеше

с учетом локализации — судя по обилию рус-

ского языка. И они хотят, чтобы мы верили,

будто за нами и вправду не следят...

Как только эта мысль промелькнула в Ке-

шином уме, она тут же получила подтвержде-

ние, увесистое, как удар поддых.

Он увидел ответ под одним из своих про-

шлых «fuck the system». Это была аккуратная

надпись светло-голубой краской:

ЭТО НЕ ТЫ ИМЕЕШЬ СИСТЕМУ, БРО.

ЭТО СИСТЕМА ИМЕЕТ ТЕБЯ. ТЫ ПРОСТО ЕЩЕ

НЕ ПОНЯЛ, КТО СВЕРХУ, А КТО СНИЗУ.

ТВОЙ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬ БАТУ.

То, что перед ним ответ, делалось ясно по

«БРО». Но самым жутким был язык — русский,

хоть Кеша всегда писал здесь по-английски.

Это могло означать, что отвечавшему известна

его языковая локализация. Возможно, у него

имелся даже доступ к метадате: он откуда-то

знал, что совсем недавно Кеша смотрел про-

грамму про Бату Караева.

С другой стороны, все могло быть и случай-

ностью. Неизвестного русскоязычного пользо-

вателя могло привлечь дацзыбао про господина

Куприянова (мне бы их проблемы, подумал

Кеша угрюмо), а Караев был настолько извест-

ным террористом, что каждый второй хомячок

наверняка подписывал свои изречения на Сте-

не его именем.

В любом случае следовало сохранять спо-

койствие и вести себя так, словно ничего не про-

изошло. Потому что ничего еще действительно

не произошло...

Но все-таки по дороге к выходу Кеша не

смог удержаться от отрывистых (и, хотелось ве-

рить, невидимых для системы) размышлений:

«В чем-то он прав, этот доброжелатель. Ведь

система действительно имеет меня прямо сей-

час. Если бы было наоборот, разве меня так

трясло бы? Разве мне надо было бы прятаться?»

Кеша успокоился, только выйдя на пло-

щадь — и решил считать случившееся простым

совпадением. Виноват на самом деле он сам —

не следовало дергать тигра за усы, развлекаясь

подобным образом. Зачем ему вообще эта Сте-

на Доверия? Чего, спрашивается, стоит наслаж-

дение собственной лихостью, если в любую ми-

нуту его может сменить страх?

Словно услышав, страх вернулся — и снова

дал Кеше подлых своим ледяным кулаком.

Из толпы на него глядела Little Sister.

Под ее левым веком темнел синяк, а в глазах

блестели слезы свежей обиды. На ней был ко-

стюм, какого Кеша никогда раньше не видел —

что-то вроде эльфийского доспеха, оставляю-

щего открытыми руки и длинные тонкие

ноги — и это, не мог не отметить Кеша, ей шло.

Ее волосы были гладко зачесаны назад. Новая

прическа.

Кеша вдруг понял, что сестричка сейчас по-

дойдет к трем старым выдрам — и на ухо рас-

скажет им все-все. И его возьмут прямо здесь.

Он не знал, как это будет выглядеть, но слы-

шал — запрут в тюремном сне, из которого

можно будет просыпаться только в тот же са-

мый тюремный сон... И никакой Ян Гузка ему

не поможет, потому что на Кеше недостаточно

черной шерсти, чтобы вызвать у великого гума-

ниста эмпатию и сострадание...

Кеше захотелось побежать к выходу из груп-

пового сна — но он понимал, что такая реакция

выдаст его с головой. Он несколько раз глубоко

вздохнул, обвел глазами площадь и снова по-

смотрел на сестричку.

Она уже исчезла.

Уйти она не успела бы. И затеряться в толпе

тоже — народу вокруг было немного, рядом с

ней гулял только выводок индийских толстух в

пестрых сари.