Любовь Лафайета

— Я глубоко уважаю англичан и британскую армию, — отчеканил он, — и сочту за честь вступить в переписку с любым другим офицером, кроме этого.

Они отсалютовали друг другу, парламентёр уехал.

30

"Уильямсберг, 8 сентября 1781 г." Проставив дату, Жильбер вспомнил, что шестого сентября был день его рождения. Ему уже двадцать четыре. Или всего двадцать четыре — на взгляд графа де Грасса, которому уже под шестьдесят, или маркиза де Сен-Симона с двадцатью годами армейской выслуги.

Последнюю неделю колесо событий вертится как бешеное. Отказавшись от плана захватить Ямайку, адмирал де Грасс с тремя десятками кораблей неожиданно явился в Чесапикский залив, удачно миновав рифы и мели между Кубой и Багамами. Он привёз семь полков: пехоту, драгун, артиллеристов с осадными орудиями, пушками и мортирами; если соединить их с отрядом Лафайета и пенсильванцами Уэйна, получится не меньше пяти тысяч человек; с этими силами можно напасть на Корнуоллиса, запертого в бухте, разбить его и окончить, наконец, эту войну. Слава победителя англичан достанется Лафайету! Эту мысль адмирал внушал ему, точно дьявол-искуситель. Если бы Жильбер всё ещё был тем нетерпеливым юнцом, каким он прибыл сюда четыре года назад, эти слова упали бы на благодатную почву и дали буйные всходы, но… Лафайет уже не мальчик. Жатва может оказаться кровавой, он не станет рисковать надёжной партией, действуя на авось. Получив письмо адмирала, он предложил ему послать часть кораблей вверх по реке Джеймс и высадить Сен-Симона в Джеймстауне. Они соединятся в Уильямсберге и займут надёжную позицию под Йорком[22], тогда милорду будет некуда деться. Ему отрежут все пути к отступлению, будут перехватывать фуражиров, тревожить аванпосты, не бросая в бой регулярные войска, а когда подойдут Рошамбо из Род-Айленда и Вашингтон из-под Нью-Йорка, даже сам Корнуоллис вряд ли сможет совершить чудо.

Высадка ещё не завершилась, когда на горизонте показались паруса двух английских флотилий; французы могли оказаться в ловушке между британской армией и флотом. Тысяча матросов застряла на берегу, но авангард де Грасса уже вступил в бой. Пока кипело сражение на море и английские фрегаты выходили из строя один за другим, Лафайет распределял войска на суше, приняв на себя роль квартирмейстера и интенданта. Требовались неимоверные усилия, чтобы привести в движение проржавевший механизм гражданской администрации. У французов не было ни муки, ни мяса, ни соли; Томас Джефферсон не слезал с седла, лично объезжая плантации; скота в Виргинии имелось в изобилии, но муку надо было привозить из Мэриленда и Пенсильвании; Лафайет каждый день получал по два десятка писем от всех департаментов и правительств штатов, требовавших ответа, у него разболелась голова и начался жар. Если бы он мог поспать хотя бы три часа! Однако нужно написать и отправить письмо Вашингтону.

Позиция под Уильямсбергом просто прекрасна: спереди защищена оврагами, правый фланг прикрыт мельницей и прудом, левый — ручейками и озерками. Река Джеймс блокирована кораблями и ополченцами, которых с каждым днём становится всё больше. Лафайет деликатно рекомендовал де Грассу послать несколько судов в реку Йорк и к Вест-Пойнту, чтобы перекрыть и эту дорогу; к счастью, здесь генерал Дюпортайль, к нему адмирал наверняка прислушается. Англичане день и ночь строят укрепления; по данным лазутчиков, их ряды редеют из-за малярии, поэтому большая часть матросов тоже сошла на берег; Корнуоллис собирает весь провиант, какой может достать, и велел окрестным жителям перейти в Йорк. Штурмовать нашу позицию он не будет — это чревато большими потерями, а если попытается уйти, ему придётся бросить корабли, артиллерию, обоз, часть лошадей, всех негров и потерять треть армии.

Теперь зашифровать, переписать и… Дорогой генерал… Благодаря вам наша… позиция… хр…

* * *

Кабан резво бежал напролом через кусты, а на открытом месте внезапно поворачивал и устремлялся в другую сторону. Солдаты бросались на него плашмя и промахивались, он ускользал прямо из рук. Кто-то выстрелил и промазал. Вывернувшись в очередной раз, зверь устремился к спасительному лесу. "Эх, уйдёт!" Сзади послышались конский топот и гиканье; солдаты отпрыгнули в сторону, давая дорогу французскому гусару с пикой. Конь неумолимо догонял уставшего кабана; гусар поднял руку, примериваясь, бросок — кабан всхрипнул, упал и в последний раз дёрнул ногами.

Лафайет невольно отвлёкся на сцену охоты: она оживила в памяти детские воспоминания, родную Овернь… Однако Вашингтон вернул его к реальности, передав подзорную трубу.