Любовь Лафайета

Лафайет томился вместе со всеми в штабной палатке, которую Вашингтон делил с Рошамбо. Пробило полночь, когда прискакал Лоуренс с черновиком статей капитуляции. Солдаты, получившие статус военнопленных, направятся пешком в лагеря в графстве Фредерик, штат Мэриленд, и графстве Винчестер, штат Виргиния. С каждой полусотней солдат останется один офицер, чтобы наблюдать за обхождением с пленными, распределять одежду и прочие необходимые вещи. Остальные офицеры будут освобождены под честное слово и смогут уехать в Европу, Нью-Йорк или любой другой город в Америке, занятый британскими войсками, если поклянутся не воевать с американцами, пока их не обменяют. Больным и раненым будет оказана врачебная помощь: полковые хирурги смогут остаться в лагерях и оборудовать там госпитали. Лекарства и бинты предоставят американцы, а для доставки необходимых вещей из Нью-Йорка будут выданы соответствующие пропуска. Во время капитуляции британским войскам окажут воинские почести: они выйдут из форта с развёрнутыми знамёнами, с примкнутыми штыками, полковая музыка будет исполнять какую-нибудь американскую или французскую мелодию в честь победителя. Лафайет увидел, как у обычно невозмутимого Вашингтона дёрнулась щека.

— Капитулирующей армии будут оказаны те же почести, что и гарнизону Чарлстона, — произнёс он своим глуховатым голосом. — Знамёна зачехлить, мушкеты нести на плече, играть на барабанах британский или немецкий марш. Затем бросить оружие на землю и вернуться в лагерь, пока им не будет назначено место пребывания.

…К двум часам дня французы и американцы выстроились друг против друга в две шеренги, растянувшиеся на полмили; за их спиной собрались окрестные зеваки, не желавшие пропустить развлечения. Лафайет снова страдал: полотняные куртки его солдат были грязными, рваными или наскоро залатанными, большинство стояли босиком.

Французы же сияли белыми или васильковыми мундирами и белоснежными гетрами поверх башмаков; сапоги офицеров были начищены до блеска. Под рокот барабанов гобои исполняли Марш маршала Саксонского.

Показались англичане. Утром им выдали новые мундиры, чтобы они не походили на побитых оборванцев, но многие были пьяны и плакали, не скрывая слёз. Барабаны выбивали дробь, флейтисты играли старую военную песню якобитов. Солдаты шли, таращась на французов и не обращая никакого внимания на американцев. Лафайет не выдержал и велел играть "Янки Дудл".

Вашингтон и Рошамбо наблюдали за процессией, сидя верхом. К ним подскакал английский офицер, но это был не Корнуоллис — бригадир Чарльз О’Хара. Генерал нездоров и не может присутствовать на церемонии. Вот его шпага.

О’Хара протянул её Рошамбо, но тот кивнул на Вашингтона. Однако Вашингтон тоже не принял шпагу, указав подбородком на генерала Линкольна, пленённого под Чарлстоном. Ирландец покраснел, но всё же отдал шпагу ему.

Дойдя до конца строя, британские солдаты бросали мушкеты на землю — с силой, стараясь разбить. О’Хара поскакал туда, чтобы запретить им это делать. Отряд, успевший переправиться в Глостер, сдался Лозену.

На поляне поставили большой шатёр, чтобы отпраздновать победу пиром. Французские офицеры — весёлые, говорливые, хохочущие и перебивающие друг друга — то и дело подходили к англичанам, оцепенело сидевшим за столом, предлагая тосты за храбрых британских воинов и выражая им своё сочувствие. Лафайет сидел рядом с Вашингтоном, Гамильтоном и Лоуренсом; ему было слегка неловко за своих соотечественников. Он смотрел на страдающее лицо О’Хары, вновь заменявшего Корнуоллиса. Перехватив его взгляд, ирландец сделал над собой усилие и изобразил подобие улыбки, обратившись к французам.

— Я рад, — сказал он достаточно громко, — что американцы пленили нас не в одиночку.

— Генерал О’Хара не любит повторений, — тотчас отозвался Лафайет.

Он не смог сдержаться. Пусть вспомнит Саратогу — там О’Хара был пленён в первый раз, вместе с Бургойном, одними лишь американцами!

Нет, он не позволит выставлять защитников своей второй родины людьми низшего сорта! Они и так уже вынесли немало унижений, пошли на множество жертв. Сердце Жильбера обливалось кровью, когда он подписывал приказ не выдавать американским отрядам муку, пока французы не получат провиант на три дня, — виргинцы грызли кукурузные лепёшки, тогда как для гусаров Лозена выпекали пшеничный хлеб. Американские офицеры уступили французам собственных лошадей! Генерал Нельсон, плативший ополчению из собственных денег, которые он занял под залог своих имений, позволил французской армии разбить лагерь посреди его плантации, погубив урожай, и не потребовал никакой компенсации за прекрасные дома в Йорке, принадлежавшие ему самому и его родне, которые были разрушены во время артиллерийских обстрелов! Более того, он предоставил собственные экипажи для подвоза осадной артиллерии! Генерал Рошамбо выразил ему свою благодарность, но этого мало. На всех скрижалях истории должно быть написано: американцы отстояли свою свободу сами! Французы просто подставили им плечо.

31