Все это время мы шли по проспекту, окаймленному частными особняками, - он ответвляется от главного шоссе, которое ведет к Гринфорду мимо Кресслийской пустоши. И вот перед нами ворота из кованого железа, с гербами и завитушками, а рядом боковая калитка - вход в Рейвенснукский парк. Калитка открыта, и Ингрид предлагает зайти в парк. Мы проходим мимо сторожки, погруженной в темноту, и идем дальше по одной из широких асфальтированных аллей, по обеим сторонам которой тянутся пустые клумбы и стоят высокие деревья.
- А что вы подумали, когда я вчера не появилась? - немного погодя спрашивает она.
- Я просто не знал, что и думать.
- Неужели вам не пришло в голову, что меня могли где-то задержать?
- Такая мысль у меня была.
- Не могли же вы, в самом деле, решить, что я согласилась прийти на свидание, а потом нарочно не пришла?
- Такие случаи бывали, верно?
- Значит, вы меня совсем не знаете, если думаете, что я могла так поступить, - говорит она, и в голосе ее слышится холодок.
- Но ведь я действительно совсем вас не знаю, правда? Мы же были вместе всего три раза. А вдвоем - так только два. Когда в тот раз вы появились с Дороти, я...
-Но ведь я же говорила вам, что не приглашала ее. Просто она иной раз заглядывает к нам по воскресеньям и остается пить чай. Я ее вовсе не ждала, а когда она пришла, я ничего не могла ей объяснить, пока мы не вышли из дому, а тогда уже невозможно было от нее отделаться - она бы обиделась. Такой уж у нее характер. Вбила себе в голову, что должна непременно посмотреть на вас, и все. Она мне сказала, что побудет с нами всего пять минут и уйдет.
Ну вот, теперь все ясно. И мы как бы начинаем все сначала, забавно только, что благодаря Дороти события развиваются куда стремительнее. Вот бы она взбесилась, если б могла это предвидеть!
-Ну, а что было потом, вы сами знаете, - говорит Ингрид. Да, знаю. Но куда меньше половины. Не пойму, выговаривает она мне, что ли, за тот вечер или это мне кажется. Очень может быть, что и так, и, наверно, она
права; сейчас у меня такое настроение, что я могу думать .. даже о Дороти без отвращения.
- Понимаете, я вовсе не собирался на нее набрасываться, но вынести эти ее намеки тоже не мог. Особенно после наших двух встреч. Ну, я и вспылил, а когда вчера вы не пришли, я решил, что все кончено. Я подумал, что вы не хотите больше меня видеть, а сказать мне это в лицо стесняетесь.
- Но ведь все же было не так!-восклицает она.- Теперь вы понимаете, как может возникнуть недоразумение? Хорошо, что я придумала написать письмо, а то трудно даже представить себе, что было бы.
- Я могу сказать вам, что именно,-говорю я. - Я бы вас больше никогда не побеспокоил.
Из темноты возникают очертания раковины для оркестра, похожей на большой причудливый торт. Я говорю: «Давайте посидим» - и веду Ингрид за угол на боковую дорожку, где ранним летом цветет огромный куст рододендронов - там, я знаю, есть скамейка.
- А вам было бы неприятно, если бы я больше не назначил вам свидания?-спрашиваю я, и она, словно застеснявшись, произносит только:
- А как вы думаете?
Я молчу и обнимаю ее за плечи. Она придвигается ко мне, и я думаю: «Чудно все-таки, какая малость может все изменить - вот ты безразлично трусишь по жизни день за днем, и вдруг она начинает казаться тебе совершенно удивительной...»
- Что это у вас в кармане? - спрашивает она.
Я снимаю с ее плеч руку и выпрямляюсь.
- Книжка.
- Такое впечатление, точно кирпич.
Вынимаю книгу из кармана и верчу ее в руках.
- Это «По ком звонит колокол». Читали?
Господи, конечно нет, говорит она, где там читать книги. Она получает три еженедельных журнала, и даже на них из-за телика времени не хватает. Почему-то не люблю это слово - «телик». В воображении сразу возникают тучные невежды, которые кудахчут, словно куры, слушая остроты вроде тех, что печатают на цветных открытках, насчет толстопузых личностей, ночных горшков и тому подобного. Ну, вы знаете. Вот почему я верчу в руках книгу и молчу. Я всегда испытываю приятное
ощущение просто оттого, что держу книгу, - кажется, что это что-то стоящее, непреходящее. Не то, что телевизор, который можно включить и выключить, повернув ручку, совсем как водопроводный кран. Жаль, думаю я, что она не любит читать: ведь это значит, что мы никогда не сможем обсуждать книги, которые мы оба прочли, или советовать друг другу, что прочесть.
- По этой книге был поставлен фильм, - говорю я ей, просто чтобы что-то сказать, - С Гарри Купером и Ингрид Бергман.
- Моей тезкой.
- Что?
- Я имею в виду Ингрид Бергман. Ведь меня назвали в ее честь. Мама одно время была без ума от нее. От нее и от Лесли Ховарда. Если бы я была мальчиком, меня, наверно, назвали бы Лесли.
- Я как раз думал, что у вас странное имя для англичанки, - говорю я. - И собирался спросить, почему нас так зовут.
- По-моему, совсем не странное. Мне оно нравится.
- Странное не в смысле «плохое». Я хотел сказать, что оно необычное.
- А вы бы предпочли, чтобы меня .звали Мэри, или Барбара, или еще как-нибудь в этом роде?
- Дороти, - говорю я. - Вот имя, которое мне очень нравится.