Любовь, ложь и шпионы (ЛП)

Кэрри и Вивиан храпели. Кэрри иногда и бормотала, но вот Вивиан могла запросто победить мужчину в этом. Она храпела громко, не переставая. В маленькой комнате царила какофония. Джулиана понятия не имела, как Кэрри смогла уснуть.

Наконец-то Джулиана отодвинулась в сторону на кровати, медленно скинула одеяло и коснулась босыми ногами пола. Не было смысла продолжать смотреть в потолок. Наблюдать за тенями, которые скользят по балкам, прелестно, но ей определённо это наскучило.

Джулиана потянулась за пальто, которое висело на вешалке за дверью, и набросила его на плечи. Она взяла одежду, лежавшую на стуле, и подняла её над полом. Настолько тихо, насколько могла, она подошла к окну и поставила стул у подоконника. Она сидела, пытаясь освоиться, подтянув ноги вверх и укрывшись пальто.

Не имело значения, что она не спала. Она ничего не делала во время дороги в Лондон. Она не могла мешать разговору, да его и не было. Ей не следовало ни с кем разговаривать, замечаний тоже не было. Она постоянно ждала. Сон казался лишним.

Может быть, это было проблемой. Джулиана скучала. Она ничего не могла делать.

Она должна была игнорировать господина Пайболда и его настойчивость, чтобы дорога не была такой неловкой. Особенно когда он взвешивал ситуацию, и она складывалась в его пользу. Только повозка и два всадника… Если он так хотел трапезничать, почему не опередил их?.

Джулиана смотрела на двор. В нём было столько тени! Булыжники отражали яркий свет, тени казались точечными, и вся природа принимала вызов для игры. Вёдра, солома, фигуры…

Джулиана вновь глянула вниз. Она не могла видеть человеческую фигуру — но видела. Казалось, незнакомец неестественно, незаметно продвигался к воротам. Он почти пытался быть замеченным.

Джулиана щурилась и просто смотрела. Она моргнула — и увидела ещё яснее.

Человек вышел из-под покрова темноты. Он повернулся спиной, но что-то казалось знакомым.

Он открыл ворота, и появилось ещё двое. Они медленно шли под взглядом Джулианы. Ворота были оставлены без присмотра открытыми. Её сердце забилось.

Поза Джулианы стала напряжённой, нос почти коснулся стекла. Должна ли она предупредить дом?

Этот человек подвергал их опасности! Все могли войти в спящий дом! Как только Джулиана убедила себя в опасности и необходимости поднять тревогу, человек вернулся. Он закрыл ворота и скользнул в тень. Через несколько мгновений тени вновь застыли на дворе — и ничто не двигалось.

Джулиана вновь села. Она хмурилась и задавалась вопросом, что увидела. Может быть, это значило меньше, чем она думала. К тому времени солнце стало разгонять тени, и Джулиана поняла, что это не имеет никакого значения — и умудрилась уснуть на стуле.

* * *

Спенсер бойко шагал по тускло освещённым конюшням, делая короткие вдохи, чтобы не вдохнуть слишком много этого воздуха. Он взмахивал тростью, чтобы не попасть ни во что грязное.

Неужто он забыл вонь узких городских улочек между большими домами в Майфейре? Если бы он не должен был добраться сюда скрытно, он бы пошёл куда более чистым путём…

Спенсер улыбнулся, вспоминая о том, как дядя реагировал на подобные увеселительные поездки. Дядя Джеймс моментально присоединился бы к Спенсеру и курсировал бы за ним по конюшням, если б знал о его приключениях. Может быть, он однажды и раскроет ему своё истинное призвание.

Дядя Джеймс воспитывал Спенсера и заменял ему отца. Отец же, Теодор Нортам, отправился на тот свет тогда, когда Спенсер только становился подростком. И мать уговаривала своего брата взять его на некоторое время.

Это оказалось подарком, достаточно далёким от ожидаемого изгнания.

Джеймс был занятым человеком, сыном великого рода, который должен был поддерживать столько всего! Но он оказался и семьянином, спокойно принявшим Спенсера.

Спенсер не был подавленным ребёнком, когда вернулся домой в Норфилд на годовщину отцовской смерти. Двенадцать месяцев он наблюдал за большой семьёй — столкновения, поддержка, уважение и разочарование, забота. Мать пыталась обеспечить подобную атмосферу, но безрезультатно. В залах Норфилда было тихо, степенно… и дико скучно. Спенсер сбежал оттуда до восемнадцатилетия. Там было столько скуки…

Они обедали в Бруксе — дядя Джеймс предпочитал его ласковую моду в своей нерешительной жизни. Мягкие тирады раздражали, но не вызывали обиду. Он под конец решил, что это следует принимать во внимание, вот только речи казались слишком божественными — и Спенсер пытался остановить дядю и вернуться к игорным столам.

Однако, он видел своих товарищей глупее, чем они могли бы быть, и только один неизвестный подошёл к нему. Казалось, лорд Уинфрит подслушал разговор — и предлагал решение.

Спенсер не внушал себе, что должен немедленно бросаться в преисподнюю военного министерства. Это было медленным процессом — почти три месяца. Первые задания были лёгкими, достаточно небольшими, чтобы быстро их выполнить. Он просто должен был внимательно слушать кого-то слишком обычного — всех, кто мог быть пригодным для целей маленького императора.