Любовь моя

«Боже мой! Как мила и умиротворяюще спокойна природа средней полосы России! Она не способствует и не потворствует агрессии, раздорам, войнам. Как тепло и радостно она ложится на душу русскому человеку! Таково скромное очарование родной природы! Душа моего народа всегда улыбается, хотя за улыбкой часто стоит боль. Ее ширь взывает к доброте, благодушию и мечтательности. Невозможно из нас вытравить чувство любви к Родине!» — внезапно подумалось Лене. Она благодарно улыбнулась (Себе, Богу?) и растворилась в счастливых воспоминаниях и ощущениях.

— При твоем-то уме и вкусе читать Лимонова? — Теперь Инна на Жанну нацелилась.

Та пропустила укол, будто бы в силу его крайней малозначительности, хотя на самом деле эти слова как хлыстом прошлись по ее болезненному самолюбию. Они напомнили ей о том, что когда-то она стремилась к много большему, что по сути дела ради мужа предала свои мечты. Это испортило ей настроение. И чтобы улучшить его, она стала думать о внуках.

— Имеем ли мы право критиковать произведения, не будучи хорошо осведомленными? Простому читателю в узком кругу всё можно?

Но Инна не дала Ане полностью высказаться по поводу своих сомнений.

— Я считаю, что таким вульгарным способом Лимонов пытается по-своему выражать правду жизни и его поиск новизны в языке не претендует на всеобщность. (Новизны?) Это его способ изображать острохарактерные гротесковые персонажи и ситуации. И потом, когда в произведении слишком много голой правды, читателю уже не до художественных особенностей, — предположила она.

— Маты — способ привлечения читателей? Они — венец его творений? Он считает читателей дебилами? Впереди его ждет забвение! — Аня как всегда была непрошибаемо категорична.

— Звонкая, хлесткая оплеуха! Положила на обе лопатки. Заслужил, — рассмеялась Инна.

— Оплеуха — оружие женщины, отвечающей на унижение, жест яростного гнева и отчаяния, заменяющий крик боли, — ударилась в «теорию» Жанна.

— Лимонову подходит только скандальный жанр? — спросила Аня. — В отчаянной попытке что-то доказать себе и другим еще не то изобретают… Слышала его по телевизору. Он не показался мне слишком умным на фоне других политических зубров, участвующих в передаче. Литература должна нести в массы человеколюбие и оптимизм. Плохого в окружающей жизни итак выше головы. А у него с Елизаровым один негатив. Можно подумать, что Рита или Алла при желании не нашли бы грязи, но ведь избегают, хотя тоже критикуют действительность.

— Так ведь женщины, — объяснила Жанна.

— Читаешь такого типа писателей и получается, что нет у нас ничего хорошего, — пессимистично вздохнула Аня.

— Они плохо искали. А женщины боятся создать прецедент или… прогореть? — хихикнула Инна, пропела: «Как он дышит, так и пишет, не стараясь угодить» и посоветовала Ане почитать рецензии на «нелюбимых» ею авторов в толстых столичных журналах.

— Может, они раскроют тебе глаза, — рассмеялась она.

— Я не ведусь на заметки в газетах, но могла бы ориентироваться на критические статьи в солидных журналах. Только у нас даже в центральной библиотеке их нет. Перестали выписывать. Говорят, денег нет даже на то, чтобы иметь по одному экземпляру каждого издания.

— Поищи в интернете.

«Инка делает вид, будто не знает, что именно меня беспокоит? — рассердилась Аня. — Боже мой, как утомляет непонимание!»

— Сдается мне, что вся эта грубость в книгах у целого ряда современных писателей от неверия в будущее России. Она от апокалипсиса в их мозгах, — сказала Инна.

— У мужиков чуть что не заладится на работе — распсихуются и скорее за сигареты берутся, чтобы расслабиться. Жена бросит — сразу в запой и опускаются ниже некуда. В стране бардак — они за голову хватаются: ой, пропадаем! А что же нам, слабым женщинам, остается делать? Стреляться? — усмехнулась Жанна.

— Произведения Лимонова не эпатаж, а протест. Он — бунтарь, в тюрьме сидел. А бунтари, как известно, не дают народу каменеть, а верхам бронзоветь, — сказала Инна.

— Да ну?! — удивилась Жанна. — Так вот где он набрался всякого хлама.

— Опять Лимонов, — «возникла» со своим грустным замечанием Аня.

— Он, возможно, боится потерять свою индивидуальность, а такого «особенного» наверняка заметят, не забудут и навечно пропишут в литературных «святцах».

— Круто забираешь, Инесса. — Теперь уже Аня усмехнулась.

— Услышав в свой адрес критику, некоторые писатели, наверное, обвинили бы нас в непонимании метафизического подтекста, свойственного будто бы только произведениям мужчин или вообще в отсутствии у женщин мозгов. Ко второму они больше склонны, — рассмеялась Жанна. — Приписывать нам свои недостатки — их первейшее дело.

— Или побили бы! — подбросила шутку Аня.

— Когда мужчинам не хватает аргументов, они применяют унижающие нас оскорбления, в надежде как можно сильнее ранить и тем устранить со своей дороги. У меня большой опыт по этой части. И метят в самое больное — в беззащитность, — подтвердила Инна.