Любовь моя

— Впечатлила. Не докопаться. Как понять эту твою фразу? Диву даюсь, и ты в критики подалась! Окончательно переквалифицировалась или все в дилетантах-любителях ходишь? Сколько лет уже продержалась в этом статусе? — осыпала Инна насмешливыми вопросами Жанну.

— Я говорю так потому, что люблю родную литературу, Россию и Бога, — ответила Жанна, четко выговаривая слова. — Куприн писал, что в настоящем искусстве не бывает ничего безнравственного и антипатриотичного. (Сама придумала или это выражение на самом деле принадлежит ему?)

— Этак ты и до меня доберешься. Оказывается, иногда недостатки переходят в достоинства, — рассмеялась Инна, довольная удачным себе комплиментом.

— Если ученик хороший, — заметила Аня.

— Если учитель достойный.

Похоже, Инна себя в учителя записала. Но Жанна скромно вздохнула:

— Жизнь учит и обламывает, а Господь Бог направляет.

«Один-один», — отметила про себя Лена.

— Бедный Лимонов. Знал бы он…

«Аня так застенчива, что становится неловко за то, что ей так неудобно за чьи-то пошлые слова, за чью-то ложь. И зачем она любые замечания и ситуации примеряет на себя? Наверное, ей самой трудно от своего слишком затянувшегося периода болезненной скромности. Проще надо жить. Даже Чехов ближе к своему концу говорил, что, может, не стоит глубоко задумываться над происходящим вокруг?.. Собственно, у меня тоже не всегда получается быстро проникнуть в тайный смысл слов Инны и расшифровать их подтекст», — созналась сама себе Жанна. А подругам рассказала со скучающим видом:

— Я тоже видела Лимонова на каком-то политическом диспуте. Щупленький, взъерошенный как жидкий трехмесячный бойцовский петушок, выкупавшийся в луже или промокший под дождем. Не очень эффектно смотрелся. Суетливо наскакивал на оппонентов, чего-то там произносил… А самомнение! Не заинтересовал он меня тогда. Я не знала, что он писатель.

— Лен, а ты что молчишь? Покрываешь собрата по перу? Освобождайся от многого, уже ненужного в нашем возрасте, — весело посоветовала Инна. — Тебе интересней было бы беседовать со специалистами, а не с нами, пустозвонами? Наши замечания не стоят твоего внимания?

— Жду твоих очередных атак на употребление нецензурной лексики. Заменители мата как редкие интеллигентские шутки в быту, с моей точки зрения, иногда приемлемы, но мат как темная сила некультурных масс — нет! Я не последовательна? Думаю, использование мата славы писателям не добавляет. По мне так церковь в церкви, кабак в кабаке.

— Дай свободу употребления мата, так оглянуться не успеем, как люди за ножи возьмутся, — сказала Аня.

— Что там Лимонов! С экрана культурологи иногда такими словечками бросаются, что куда там до них нашей Инне, она им в подметки не годится в способности изобретать и применять «нестандартные» термины! — возмутилась Аня.

— Запрещать предлагаешь? — спросила Жанна.

— А то б тебе! — возразила Инна.

— Культура и есть система запретов. Правила не надо нарушать, чтобы не порождать хаос. Не стоит способствовать грубости. Искусство не должно потакать низменным чувствам, потворствовать пошлости, наркомании, бездеятельности и прочему хламу, ведущему к деградации общества, — спокойно ответила Лена.

— Но сильные чувства требуют сильных выражений, — подбросила в разговор спорную фразу Инна.

— Я в таких случаях добавляю: но не грубых. Аня права, надо уметь находить умные интеллигентные слова. Их даже не надо изобретать — богат, велик русский язык и нечего его засорять. Мат, рык, обнаженная донельзя откровенность не усиливают, а утяжеляет прозу. В природе существует явление самоочищения рек. И язык сам себя уточняет, подправляет. Литература, и культура со временем избавят его от грязи и отбросов, — спокойно сказала Лена. — Но им надо помогать.

Ей никто не возразил.

15

— …А я больше к мелодраматическим произведениям тяготею, — смущенно сказала Аня тоном искренней беспомощности, будто сама усматривала в этом что-то недостойное.

— А мне ближе героика, детективы, комедии. Есть и другие не менее актуальные формы, только чтобы их понять и принять, надо совершить над собой усилие, даже в некотором смысле насилие: задуматься, поразмыслить, — сообщила Жанна.

— Раскрою тебе страшную тайну: все уважающие себя писатели ищут новые формы, сюжеты и языковые особенности. — Это Инна сказала.

«Беседа возобновилась на «более высоком» теоретическом уровне, — вздохнула Лена, протирая заспанные, затуманенные полусном глаза. — Опять я ворчу как древняя старуха?»