Любовь моя

— Зачем ты так примитивно о читателях? Смотря какие бабушки. У некоторых есть внутреннее природное ощущение художественной правды. Им нравятся абсурдист Кафка и Достоевский с его психами и убийцами, — не согласилась Аня. — Критики иногда дают понять, что автор совсем никто, ничто и никому не нужен, хотя их назначение возбуждать интерес, а не топить того или иного писателя. Читатели сами разберутся, что им по сердцу.

— Хуже, когда вовсе не замечают. Это куда более серьезный прессинг. И тут без поддержки верных друзей трудно выжить.

— Замечательно сказала насчет друзей, — поддакнула Жанна Инне.

— Читательская публика пестрая, всем не угодишь, — вздохнула Аня.

— Надо уметь сознательно пользоваться знанием того, что часть публики скажет о книге, что это фигня, и быть готовым отражать удары.

Лена перестала реагировать даже на слова подруги. Ее рот «разрывала» зевота, и она спряталась под покров простыни. Инна тоже уже ни от кого не ждала ни возражений, ни согласия, Она погрузилась во внезапно нахлынувшие невеселые мысли.

*

Лена едва слышит сквозь трудно пробиваемую усталость мозга:

— Я вот бороздила интернет…

— И ты «подсела» и не можешь остановиться? Там, в основном, молодежь тешит свое глупое самолюбие, — заметила Инна.

— Я еще не достаточно хорошо владею компьютером, чтобы сидеть в соцсетях. Да и некогда мне, — ответила Аня.

— Компьютер — прекрасная штука! Не зажилишь, как полюбившуюся книгу из библиотеки… — снова от скуки принялась дурачиться Инна.

— Я недавно Виктора Ерофеева читала.

— Что существенного он внес в нашу литературу и культуру? Может, он, живя во Франции, чтобы достичь признания, «вовремя» расшатывал и подламывал базовые устои нашего общества? А теперь чем он живет? Пишет хвалебные оды сомнительным личностям или, напротив, памфлеты? А вдруг — милые, чудные, ласкающие слух и душу камерные вещи? — послала в пространство комнаты свои пренебрежительные вопросы Инна.

— Это тот самый, который как-то выступал со своей программой по телевизору? — «проснулась» Жанна.

— С утра был тот самый, — хихикнула Инна.

— Ну, ты даешь! Он не расшатывал. Сплетни все. О, бешенство словесной фальши! Она никого не минет! — всерьез, но общими фразами отреагировала Аня на вопросы Инны.

— Не люблю Ерофеева. Много воображает оттого, что жил за границей. Он мне не интересен, — пробурчала Жанна.

— Потому что не углублялась в изучение его творчества. Стиль у него прекрасный, — сказала Инна.

— Судя по его выступлениям по телеку, я бы не сказала. По-французски, наверное, у него лучше получилось бы.

— Откуда такая предвзятость? Завидуешь? «Великого писателя признают и благодаря его великим провалам», — насмешливо процитировала Инна чью-то громкую фразу. — А мне кажется, он вполне себе ничего… Он как-то сказал, что «женщины ему интересней, чем мужчины тем, что они метафизические существа более близкие к Богу и Дьяволу. Мужчины правят миром, а женщины мужчинами. Жить было бы не интересно, если бы мужчины сравнялись бы с женщинами». Очень емко и умно выразился.

— Говорят, Вениамин Ерофеев — уникальный писатель. У него не было ни предшественников, ни последователей, — сказала Аня. — Его нашумевшая повесть «Москва-Петушки» о неделями не просыхавшем любителе «Зубровки» уже стала притчей во языцех, а я никак не найду и не прочитаю этот шедевр. Книга-невидимка.

— Плохо искала. Ты воспринимаешь мое заявление о неприятии Виктора Ерофеева как пощечину себе, поэтому заговорила о Вениамине Ерофееве? — спросила Жанна.

— Ну как тебе сказать… не так чтобы… Пожалуй, нет. Пыталась я читать его «Русскую красавицу». Книга о проститутке. Бросила, противно стало. Злобный поклеп, карикатура на нашего человека.

— Может, это материализовавшееся предостережение, — усмехнулась Инна.

— Единичное возводить в ранг общего? — пожала плечами Аня.

— Что, не Данте двадцать первого века и далеко не узник совести? Но язык интересный, не тривиальный. Правда же?

— Что есть, то есть, этого у него не отнимешь. Старается.

— Кто о лесбиянках пишет, кто о проститутках, кто про бандитов. Мода пошла на гадкое. Советской литературы уже нет, российской — еще нет. Я вдруг попыталась представить себе выдающихся артистов Даля и Олега Янковского в роли бандитов. Это же ни во что не вписывающаяся дикость какая-то…

— Похоже, о чем и как писать — это вопрос собственного пиара современных писателей, — решительно высказалась Аня.

— Легко «творить», когда у государственной машины все шины спущены и нет тормозов, — хмыкнула Инна.

— Слава гениев длиться много дольше лет их жизни, а у этих… как ты думаешь?

— Если есть в том заинтересованные лица. Послушали бы нас сейчас эти писатели! — расхохоталась Инна. — Вот бы включить громкую связь на всю Россию. Аня, пошли свое мнение в интернет.

— Чтобы опозориться?

— Струсила? Шучу.

— Всегда найдутся потребители подобных книг, — вздохнула Аня.

— А как же «Декамерон» Боккаччо и «Тысяча и одна ночь»? Классика!