Любовь на коротком поводке

Вот если бы я была Грейс Голдберг, я, естественно, иначе бы отреагировала на подобные обстоятельства. Видит бог, Грейс никогда бы не стала пожирать чипсы, как делаю я, и упиваться собственными горестями. Вместо этого она бы пустилась бегать по магазинам и тратить деньги, чтобы покончить с депрессией, как обычно советуют экономисты. Или же она повеселилась бы, расставив фотографии своего бывшего любимого на холодильнике и открыв по ним пальбу из ружья с резиновыми пулями. В любом случае, можно быть уверенным, что к ужину Грейс будет чувствовать себя превосходно.

Но я не Грейс, это и она, и я отлично знаем. Мое собственное отношение к той ситуации, в которую я попала, сводится к необходимости прикончить чипсы. Затем приняться за заусеницы и одновременно раздумывать — не слишком ли мне поздно начать курить? Единственное, что я себя позволяю, чтобы отвлечься от отчаяния, это быстро перебрать в уме все те ужасные взаимоотношения, в которые я ввязывалась. Мужчин, которые чинили свою собственную садовую мебель, хвастались колпаками на колесах или брали с собой мобильные телефоны, когда выезжали на природу. Мужчин, которые хрюкали, когда смеялись, и смеялись, когда хрюкали. Мужчин, которые во сне звали какую-то Анну Николь Смит. Мужчин, которые матерились, когда кончали, или которые кончали, когда матерились. Мужчин, которые вообще не кончали.

Разве Карл, Джерри и Марк, и даже разношерстные Женатики, были лучше, чем эти рядовые из рядовых? Или Мерфи был лучшим из того, что мне когда-либо достанется? По крайней мере, Мерфи всегда лаял, когда хотел выйти. А не оставлял записку и не крал деньги из сумки. По крайней мере, Мерфи, при всей его…

Нет. Думать о Мерфи я сейчас не стану. Не стану надеяться, что он по мне скучает, хотя я и не стою, чтобы по мне скучали.

Не буду думать о том, как он живет снова у Джерри, топя свои печали в замороженном йогурте, вылизывая миску до такой степени, что надпись «Хорошая собака», когда-то украшавшая дно, исчезла с последней белой каплей. Также я не хочу думать, что Мерфи без меня счастлив. Вообще не хочу о нем думать.

Я всегда хотела думать о себе как о женщине, которая в экстремальной ситуации просто выдернет вилку телефона из розетки — и сразу же почувствует себя лучше. На самом же деле я оказываюсь женщиной, которая чувствует себя обязанной не отключать телефон, потому что может позвонить мать и, не получив ответа на три звонка, захочет тут же сесть на ближайший восточный рейс. Именно по этой причине, и только по этой причине я вынуждена снова включать автоответчик.

Дзинь!

— Вы дозвонились до «Дома посланий» Даны. Пожалуйста, оставьте ваше послание после сигнала. — Биип.

— Солнышко, это опять я. Я знаю, что ты дома, потому что ты то и дело отключаешь автоответчик в середине послания. Послушай, я прошу только об одном. Перезвони мне, оставь послание, пришли факс… Только не прерывай меня на середине…

С другой стороны, для тех женщин, которые неспособны отключить телефон, есть другой простой выход: оставить автоответчик включенным, убрать звук, каждый час проверять, нет ли посланий от матери, а все остальное безжалостно стирать.

* * *

Неким странным образом я потеряла ощущение времени и не могу сказать, сколько его прошло — месяцы или минуты, с той поры, как я начала прятаться. Единственное постоянное зрелище — мои коленки в грязных тренировочных штанах. Судя по ним, времени прошло достаточно. Кроме того, можно было только догадываться, как я вообще выгляжу.

— Я такая безобразная! — громко заявляю я и удивляюсь, что мои голосовые связки все еще более или менее действуют.

— Ну, тут без вопросов.

Я не ожидаю ответа. Но в голосе звучит что-то знакомое, напомнившее мне о прериях моего детства. Что-то вроде резкого, безрадостного звука пластмассовой игрушки, упавшей и затем прокатившейся по каменному полу патио.

Я вздрагиваю, смотрю на кресло-качалку, стоящую в кабинете, и обнаруживаю, что там кто-то сидит. Но на этот раз — не Грейс Голдберг. Сегодня передо мной — девочка-подросток, тощая и настороженная. С капризным пятнистым лицом и сальными патлами, свисающими на глаза. На ней мятая футболка и выношенные велосипедные трусы, каких теперь дети не носят.

Моя первая реакция — возмущение.

— Простите меня, полагаю, не ваше дело, как я выгляжу! Кстати, как вы сюда попали? И почему бы вам не удалиться?

Девочка ничего не отвечает. Лишь продолжает рассматривать меня из-под свисающих волос, как будто ждет, когда я задам стоящий вопрос, достойный ответа.

— Кроме того, я не всегда так распускаюсь, — продолжаю я оправдываться. — Но дело в том, что сейчас у меня… трудный период. Хотя, естественно, это вовсе не ваше дело.

Девочка поднимает голову, и я в первый раз получаю возможность посмотреть ей в лицо.

— Че ты все время талдычишь, что это не мое дело? Еще как мое. Ведь мы практически близнецы!

Я быстро поднимаюсь со стула и начинаю ходить по комнате.

— Ничего подобного! У меня уже есть близнец. Его зовут Пол, и он совершенно не похож на вас. Кстати, и на меня тоже.