— А, так-то лучше. Слушайте, что происходит, шестой столик? Я вижу, что вы стоите у дверей, я вижу ваши умоляющие глаза. Но — чтоб меня украли — я не понимаю, чего вы хотите! Дайте подумать, что же такое это может быть? И не подсказывайте! Вы, ребятки, хотите, чтобы вас выпустили в туалет?
— Бог мой, шестой столик, если вы хотите выйти, то почему вы не поступите так, как поступаем мы, остальные бедолаги: вежливо и тихо гавкнем — и надеемся на лучшее? Кстати, все остальные, признайтесь, разве вам это не нравится? Стоять у задней двери с переполненным мочевым пузырем, от души гавкая, а какой-нибудь тупоголовый двуногий спрашивает: «В чем дело, приятель? Ты хочешь выйти?» Нет, придурок, конечно, нет! С чего ты взял? Я тут стою и гавкаю, дабы предупредить дверную ручку, чтобы она ничего плохого не задумывала! Разумеется, черт бы все побрал, мне надо выйти!
Первое, что я начинаю понимать, просыпаясь, что в постели я одна. Даже Мерфи, мой регулярный компаньон в последнее время, вероятно, встал и выбрался из спальни. Однако я испытываю какое-то нудное ощущение, что рядом со мной в постели должен был кто-то быть. Какой-то мужчина, наверное… кто же? Ох, черт! Одну минутку. Этот мужик — из Монреаля… друг моей приятельницы Дирдре… она вдруг с того ни с сего позвонила мне, чтобы сказать… что? Ах, да. Дирдре спросила, не может ли он мне позвонить, когда будет в городе…
Одна порция выпивки. Так. Я постепенно начинаю восстанавливать в памяти недавние события. Одна порция — это все, на что я согласилась, когда он позвонил, чтобы пригласить меня выпить. Ничего такого рискованного вроде ужина, никаких прогулок. Одна порция выпивки в нейтральном месте — и все. Но потом… (Я все еще медленно собираю эту мозаику кусочек за кусочком, но чем дальше, тем с большей уверенностью)… мы все-таки ужинали. И довольно много выпили.
Господи, неужели я
Одну маленькую рюмку. Так, наверное, все и было. Ладно, ничего страшного. Вот же я здесь, дома, в сером свете раннего утра, совсем одна. И все же… Почему я никак не могу вспомнить, как целовала мужика на прощание и закрывала за ним дверь?
И почему откуда-то, так сказать, за кадром, до меня постепенно начинает доноситься звук, очень смахивающий на шум воды в моем душе? И пока я обсуждаю сама с собой эту тему, что это за вещи на стуле у кровати? Господи, у меня все еще в глазах муть, не могу разобрать, но… Ох, черт! Похоже, это рубашка, так? Разве это не мужская полосатая рубашка и еще пара мятых брюк?
Так, а что здесь у нас на прикроватном столике? Два стакана из-под коньяка, если я не ошибаюсь. Сейчас пустые, но каждый — с пятнами коричневой жидкости на дне… Уф!
Но — тихо! Теперь… это что еще? Свист, доносящийся из моей ванной комнаты? Похоже на… да, на свист и похоже. Кто-то высвистывает под шум воды из моего душа. «Прелестная девушка… как мелодия…»
О господи, нет! Он остался здесь на ночь! У нас был секс… Он все еще здесь…
Почему? Что, ради всего святого, заставило меня проделать все это с приятелем Дирдре, продавцом учебников, или кто он там, будь он неладен, чьего имени я даже не помню и чья сексуальная техника вовсе не врезалась мне в память… Господи, неужели я в таком отчаянии? Неужели этим все кончается? Неужели я пришла в такое состояние из-за Карла, который так и не позвонил, и пытаюсь любым способом устроить короткое замыкание в цепи моих воспоминаний?
Ладно, посмотрим. Надо взять себя в руки. Может быть, если я просто залезу под одеяло, весь этот неприятный эпизод окажется дурным сном. Как только незнакомец в моей ванной комнате исчерпает весь свой репертуар попсовых песенок, старых и новых, предназначенных для исполнения после совокупления. Как только он вытрется, оденется и навсегда уйдет из моей жизни, не сумев поднять меня из забытья и, очевидно, решив, что я впала в своеобразную кому, из которой выводить меня следует очень осторожно. Что же, этот план показался мне вполне подходящим.
Разумеется, есть еще Мерфи, с которым придется встретиться. Хотя почему я должна оправдываться перед кем-то, кто регулярно использует с такой же целью мешок с моим грязным бельем… Я имею в виду — дело не в том, что Мерфи может считать, что я должна хранить верность Джерри или, кстати, Карлу, который не только пообещал, что позвонит, но и вел себя так, будто этот звонок раздастся на следующий день…
Ох, нет! Не стоит об этом. Остановись. Выкинь эту мысль из головы. Сосредоточься на мужчине, который пользуется твоим душем и в данный момент высвистывает мелодию последнего хита Кенни Роджера. Подумай о чем-нибудь еще. О чем угодно.
Подумай: все мужчины козлы, от первого до последнего. И, видит бог, я, вероятно, дошла до ручки, связавшись с этим Свистуном. Но кому какое дело? Мужчины настолько отвратительны, что в сравнении с ними собаки начинают выглядеть весьма привлекательно. Даже Мерфи.