— Что ты хотел сделать? Держать меня здесь, в середине неизвестно чего, пока я не замерзну до смерти, сломаюсь и признаюсь, что люблю тебя? В этом смысл нашей сегодняшней экскурсии?
— Это все сопутствующие обстоятельства. На самом деле я затеял эту экскурсию, чтобы научить тебя водить.
— Шутить изволишь? — Это выражение я не употребляла, наверное, лет тридцать. Но это показатель того, насколько я удивилась, что не нашла лучшего ответа, чем полузабытое выражение из далекой молодости.
— Научить. Тебя. Водить машину. Разве ты мне не говорила, что никогда не пыталась научиться?
— Возможно, но я также не припоминаю, чтобы я выражала желание научиться. У меня есть велосипед, в городе мне больше ничего и не нужно. Наверняка я тебе это говорила.
— Я просто счел само собой разумеющимся, что этот твой тяни-толкай всего лишь… забота об охране природы. И вот мы сегодня здесь, вокруг никого, условия оптимальные, по крайней мере, пока не стемнеет. Именно поэтому мне пришло в голову…
— Пришло ему в голову! Ты только что сказал мне, что урок вождения является настоящей целью этой поездки, а вовсе не секс на переднем сиденье, это все притворство.
Карл ухмыляется.
— Совершенно точно. Мне все это дико поперек. Но согласись, я здорово сыграл, сжал зубы, еле дождался, когда все закончится, так ведь? Теперь же мы можем перейти к приятной части поездки. — Несмотря на его ерничанье, я видела, что он вполне серьезен.
— Карл, но почему все помешались на машинах? У тебя, что, акции «Дженерал Моторз»?
— Нет, солнышко. У меня твои акции. Ты будешь в большей безопасности за рулем, чем на велосипеде.
С одной стороны, меня трогает его забота о моем благополучии. С другой стороны, в его тоне есть отзвук ответственности, который мне не нравится. Как будто я еще одна иждивенка, о которой он забыл упомянуть.
— Послушай, если бы я в самом деле захотела научиться водить машину… А, чего там, я выросла в прериях, не стоит об этом забывать. Кстати, там все получают права в шестнадцать лет.
То есть все, кроме меня. Если говорить правду, то это небритое фермерское поле, тянущееся во всех направлениях, слишком ярко напомнило мне плоский кусок пастбища, растрескавшийся, как старая тарелка, где отец по очереди учил своих детей водить машину. Сначала мою старшую сестру. Затем моего брата-близнеца Пола и меня. Ну нет, не меня! Потому что я нарушила семейный распорядок, отказавшись учиться. Что-то в этом деле отталкивало меня. Возможно, я подозревала, что та свобода, которую дает машина на больших пространствах, на самом деле дутая, потому что там везде пусто. Или же я просто искала еще один, новый способ позлить нашу семейку.
— Вот что я тебе скажу, — продолжал настаивать Карл. — От тебя всего-то и требуется скользнуть сюда, за руль, и позволить мне вкратце объяснить, что мне нужно. Все невероятно просто, можешь мне поверить.
Даже странно, что он никак не может отказаться от своей идеи. Для него это так же трудно, как и мне не сопротивляться и позволить относиться к себе так, будто я в какой-то мере от него завишу.
— Послушай, что скажу
Карл, похоже, начинает сдаваться.
— Ты ставишь довольно жесткие условия.
— Хоть что-то я могу поставить?
— Ладно. — Он вздохнул. — В следующий раз. Держи слово.
— Нет, это я держу тебя. Прямо сейчас. Прямо здесь. Ты… не заметил?
— Не могу сказать, что это не привлекло мое внимание. — Он подвинулся ближе и прижался губами к моей шее. — Ты готова на все, лишь бы сменить тему, так?
— Для меня это главная тема.
Когда мы наконец отпустили друг друга, то увидели, что на окружающий пейзаж уже опустилась тьма, легкая, как вздох.
— Черт, — пробормотал Карл, — здорово бы было просто нажать на педаль газа и поехать вперед, к горизонту, раз и навсегда?
Такое меланхоличное настроение для него совершенно нехарактерно. И именно поэтому я не хочу, чтобы он сразу забыл об этой своей мысли.
— Тогда чего же ты ждешь? Давай, жми на газ, и вытри эту слезу.
Но он качает головой, и становится ясно, что минутный порыв прошел.
— Вот что я тебе скажу: мы с этим планом подождем. Пока твоя нога не окажется на педали газа.
— И тогда?.. Мы уедем вместе? Ты действительно так поступишь, честно?
— Честно. — Он поднимает правую руку. — Нет больше никого, с кем бы я с такой радостью уехал в закат.
Неужели он может это сделать? Пока фургон выезжает с поля на гравийную дорогу, а затем сворачивает на шоссе, которое приведет нас в город, я держу руку на колене Карла и всматриваюсь в фары встречных машин. Пытаюсь представить себе, как это будет выглядеть — убежать с ним. Прямо сейчас. Взять и убежать. Потому что я нутром чувствую, что это может произойти сейчас — или никогда. В фургоне его бывшей жены, с коляской его сына в багажнике и с моим временным псом. Без всякой определенной цели, без всякого багажа, за исключением того немногого, что мы к этому моменту уже знаем друг о друге.