– Муж? Из-за меня? Как это? – прижав ладонь к груди, отчаянно-виновато уставился на нее Александр. – Что вы, Надежда! Я… я тут ни при чем! Он, наверное, понял что-то неправильно. Надо же ему объяснить.
– Ага… Надо, конечно же, надо, – усмехнулась грустно Надежда. – Очень умная мысль.
– Так давайте я пойду и все ему объясню! Где он сейчас? Я прямо сейчас и схожу!
– Ой, да если б я знала, где он! – отмахнулась она грустно. – Да и вообще, не хватало еще мне вашего заступничества… Сама разберусь! Идите уже, не доводите меня до греха, иначе снова скалкой огрею. Все что могли, вы в моей жизни уже совершили. И я в вашей тоже. Надо же, никогда не приходилось быть ничьей спасительницей.
– Надежда, а как же завтра? В три часа? Хотите, я вас отвезу? Ну пожалуйста… Вы понимаете, они мне до конца не верят. Вы же знаете, как в милиции не любят нераскрытых дел… Я обещал, что вы обязательно придете.
– А зачем вы им это обещали? Вы вообще не должны свою невиновность никому доказывать! Это они должны сами на вас доказательства собирать! Про презумпцию невиновности чего-нибудь слышали?
– Да, все это так, конечно. Все правильно. А только с нашими органами этот номер про презумпцию невиновности редко проходит. Тут у каждого свой шкурный интерес получается. Поиски золотой справедливой середины. Органы сами за себя переживают, а подозреваемый – сам за себя. У кого переживаний больше, тот и победил. Надежда, я вас очень прошу…
– Да ладно, что с вами делать… – вздохнув, смирилась она с судьбой-злодейкой. – Говорите, куда мне надо идти…
– Так я заеду за вами! Вы скажите, в какое место!
– Нет уж. Не надо за мной заезжать. Я уже боюсь вас, ей-богу! Сама приду. Говорите адрес…
По понедельникам Надина начальница Елена Николаевна устраивала в своей конторе кипучую деятельность, то есть совершенно не давала никому работать. С утра все собирались на оперативное совещание, хотя о чем таком они оперативно советуются именно по понедельникам, никто толком не понимал. Скорее делали вид, что советуются. Чтоб всё как на крутой фирме. Чтоб всё как у больших. И потому действо это смахивало больше на ритуал или обряд какой с торжественно-риторическими вопросами. Начальница строгим голосом задавала им эти вопросы, на которые заранее знала все ответы, а они, ее шустрые подчиненные, с умным и оперативным видом и очень по-деловому нахмуренные, повторяли из понедельника в понедельник все одно и то же: отслеживаю, мол, выполняю, координирую, контролирую сроки… Так же торжественно, например, служительница ЗАГСа опрашивает застывших перед ней брачующихся: является ли, мол, ваше намерение вступить в брак добровольным? Интересно, был ли в истории бракосочетаний хоть один такой случай, чтобы кто-нибудь взял да возопил: «Нет, нет, что вы, меня под дулом пистолета сюда привели, спасите!»
– Надежда! Ты что, не слышишь: я тебя спрашиваю? Заснула, что ли?
Надежда встрепенулась от начальственного окрика и уставилась на восседающую во главе стола директрису, как пойманная с поличным воровка из супермаркета.
– Извините, Елена Николаевна.
– Я спрашиваю: что у нас с договорами?
– Все в порядке. Я отслеживаю. Контролирую сроки.
– А почему в пятницу на работу опоздала?
– По семейным обстоятельствам, – протараторила Надежда первое, что пришло ей в голову, подумав про себя: «Надо же, помнит!»
– Напишешь подробную объяснительную.
– Хорошо… – уныло согласилась Надежда. И тут же представила себе, как расписывает на бумаге все то, что с ней случилось за последние три дня. И содрогнулась. Ну нет, ну хорошая же вроде тетка эта Елена Николаевна, чего ж ее несет-то в такие крайности! Сама в пятницу умчалась по своим личным делам, только лапти просвистели, и целый день ее не было, а ей за пять минут опоздания теперь объяснительную пиши? Да еще и со всеми подробностями про семейные обстоятельства? Ну понятно, ей дочку надо пристраивать. Так рано же еще! Она ж все понимает, она к положенному сроку и сама уйдет. И вообще, как, скажите, при сложившихся обстоятельствах она сегодня отпрашиваться должна, чтобы пойти в милицию к дознавателю? О том, чтобы не пойти, у нее и мысли не возникало. С детства была приучена обещанное свято выполнять. Можно сказать, была болезненно в этом плане чувствительна и исполнительна. Хотя вот Ветка утверждает, что все это – из череды ее многочисленных комплексов и называется просто сверхтревожностью.
– …Повторяю теперь для всех: я не потерплю утренних опозданий! – окинула строгим взором свой штат начальница. – Рабочее время должно быть отдано только работе! Мне не нужны расхлябанные сотрудники! Дисциплина труда – первое условие для успешной работы любой организации, и я буду неукоснительно требовать…