Любовь одной актрисы

Он кивнул, ничего мне не ответив, но взгляда не отвел. Песочные, мерцающие в полумраке глаза смотрели на меня жадно, умоляюще.

– Вот… Пришла попрощаться и поблагодарить. А это… Мавен?

Ирдан снова кивнул.

– Тогда не буду мешать. Прощай, Ирдан, и спасибо тебе. Я никогда не забуду того, что ты сделал для меня. Для всех нас.

– Прощай, – обронил он сквозь зубы и отвернулся.

Я вышла на улицу. Правителя поблизости не было, но дорогу во дворец я помнила. Я шла по усыпанной цветами дорожке. Вот роза, вот желтый тюльпан, вон там, кажется, россыпь маргариток, а это вообще орхидея… Красивая. Я нагнулась, чтобы поднять цветок, и тут рядом с ним на раскаленную от солнца дорожку упала капля. Неужели дождь? Я подняла глаза к небу. Голубому, безоблачному. И только тогда я поняла, что плачу.

Успокоилась я только через четверть часа. Воинственно вытерла нос, сполоснула лицо в небольшом чане при входе во дворец (надеюсь, он не предназначен для мытья ног). Акатош уже ждал меня.

Зар, стоящий тут же, улыбнулся мне. Игор, нахмурившись, скромненько колупал ногтем обивку кресла.

– Прощай, Женя. Я был рад знать тебя, – сказал с улыбкой Зар.

– Прощай, Зар. Я тоже.

Слезы, только-только успокоившиеся, хлынули снова. Я обняла его изо всех сил.

– Я буду так скуча-а-ать! – провыла я куда-то ему в подмышку.

Только наши, русские женщины умеют так горько плакать. В нас это генетически заложено, еще с древности.

Что я успешно демонстрировала последние двадцать минут.

Игору досталось больше слез и внимания – его рубашка вся была в пятнах от моих слез. Мне не хотелось, жутко не хотелось расставаться, и я, вцепившись в дорогих мне людей, прощалась с разрывающимся от тоски сердцем.

– Дару не обижай, – всхлипывала я, – она хорошая. И вспоминай меня хоть иногда, а я о тебе всегда буду по-омни-и-ить!

И новый виток слез.

Под конец даже Игор прослезился, пряча желтые глаза.

– Женя, прекращай, – прервал мое нытье Акатош. – Если не успокоишься, я успокою тебя сам. Одна искра – и ты будешь тихой и спокойной до самого дома.

Он угрожающе протянул руку с потрескивающими на кончиках пальцев искорками. Пришлось подчиниться и сворачивать слезоразлив.

– Мы поедем верхом. Все нужное в дорогу нам уже собрали. Нужно поторопиться – я хочу закрыть ворота в междумирье как можно быстрее.

Я кивнула.

И спустя три часа я, нарыдавшись, все-таки успокоенная акатошевой искоркой, ехала верхом на выносливой лошадке по песчаным барханам.

И с неожиданной тоской понимала, что часть моего сердца осталась там, в том красивом дворце под палящим солнцем.

Я нашла в себе силы признаться, что, рыдая по друзьям, я оплакивала и расставание с Ирданом Верденом.

Он так и не пришел, когда я уезжала.

И это почему-то меня ранило.

***

Таверна близ Старших болот. Старая, рассохшаяся древесина, размякшее от влаги крыльцо. Кажется, наступишь на него – и провалишься, как в трясину.

С самого утра шел мелкий противный дождь. Чавкала жирная земля под ногами.

Толстый трактирщик сонно зевал, лениво перебирая сизые мелкие ягодки из котелка. Половина ягод шла ему на откуп в рот, другая снисходительно бросалась в почерневшую страшную кастрюлю. Тут же, рядом, умостились две толстозадые служаночки, которые голыми руками могли разделать громадного вепря и соорудить из него приличную закуску.

Дверь в таверну близ Старших болот распахнулась. Двое в дорожных плащах ввалились в темный, пропахший неистребимым запахом кислой капусты и гари гостевой зал с десятком столиков.

Они откинули капюшоны. Девчонка и мужчина. Наметанным глазом трактирщик определил гостей, как случайных залетчиков, и ласково предложил горячего отвара, совершенно не смущаясь тем фактом, что девчонка брезгливо наморщила нос.

– Нам бы дождь переждать, – протянула она, – но мы, пожалуй, пойдем. Извините, если обеспокоили.

Трактирщик крякнул. К таким вежливым фразам он был неприученный.

– В дождь будет сложнее, – сказал мужчина, на что девчонка обреченно кивнула.

Прошла, уселась за столик. Мужчина проследовал за ней.

– У нас без заказа нельзя, – нахохолился трактирщик, но тут же обрадовался, увидев, как мужчина тянется к кошелю.

– Вот, за беспокойство, – сказал он и будто бы невзначай скользнул взглядом по лбу трактирщика. Скривился.

– Все никак не могу привыкнуть, – пожаловался от девчонке, – и как Зар с этим жил вообще?

– Ничего-ничего. Понимать намерения других – очень полезный навык. Я бы не отказалась.

– Серьезно? – спросил мужчина. Трактирщику показалось, что глаза его вспыхнули, словно в них зажглось пламя. Да нет, чушь какая-то. Поди опять испарения болотные наподнимались, теперь вот лезет странь всякая…

– Нет, конечно, – ответила девушка и фыркнула. – Мне и своего хватает, мне чужого не надо.

– Может, все же останешься? – спросил мужчина.

Она мотнула головой, посерьезнела, погрустнела.

Так они и сидели в молчании, думая каждый о своем.

– Кажись, дождь приутих, – сказал трактирщик. Скучные гости, неинтересные. Молчат, не едят, не пьют бражку, даже не целуются. Ну их!