Любовь, опрокинувшая троны

Сборы заняли четыре дня. Не столько из-за медлительности инокини Марфы и преданной ей насельницы Полины, сколько из-за того, что попавшие в тепло корабельщики проспали весь следующий день, да одежда сохла двое суток, да еще струг после шторма потребовалось местами проконопатить, местами подлатать. Зато погода к пятому дню установилась ясная и спокойная, так что провожать полюбившуюся крамольницу на волю вышла на берег вся Толвуйская обитель, кроме двух приставов – те опять лежали пьяные, и Марфа оставила целых пять рублей, чтобы скит и далее поил служивых брагой столько, сколько они пожелают.

– Не забывай нас, матушка! – по очереди обняли ее все женщины.

– Бог даст, свидимся, – пообещала Марфа и позволила брату отнести себя на корабль. Полина забралась на струг сама, корабельщики отпихнулись от берега. И ссыльная крамольница поплыла на свободу.

Тихая погода имела свой большой минус – очень слабый ветер. Не самый большой Повенецкий залив путники одолевали целых два дня. Выгозеро, в которое пришлось пробираться сперва волоком, а затем на веслах узкой протокой пересекали еще пять. Дальше – опять за весла, и два дня спуска по торфянистой лесной Онде.

Уже на берегу Белого моря, в шумной торговой Шижне, путники задержались, дабы попариться в бане, поесть горячего и выспаться в нормальной постели, а потом струг поймал парусами морской ветер и помчался через пологие волны дальше на север. На рассвете, полагаясь на известные только корабельщикам приметы, парусник повернул на восток, через день войдя в устье Северной Двины, с попутным ветром ушел далеко вверх по реке, и двадцатое сентября путешественники встретили уже в Холмогорах.

Помывшись и отдохнув, они двинулись дальше, местами поднимаясь против течения на бечеве, а местами проскакивая по несколько верст с попутным ветром, и через две недели, пробравшись по реке Сие в Михайловское озеро, наконец увидели вознесенные над прозрачными водами золотые купола и шпили стоящего на узком длинном полуострове Антониево-Сийского монастыря.

Гости нечасто баловали затерянную в лесах обитель своим вниманием, и потому к причалившему стругу сошлись почти все насельники. Первым на причал спустился Григорий Отрепьев, второй – инокиня Полина, третьей – матушка Марфа.

– Ксения, ты?!

– Федор! Федор, любый мой! – Монахиня пробежала по причалу и кинулась в объятия худощавого седобородого инока. – Родной мой, долгожданный, ненаглядный! Наконец-то мы свиделись, мой желанный!

Монах и монашка прижимались друг к другу, чуть расходились, целовали лица, руки, смеялись и плакали, снова обнимались и снова начинали целоваться. От такого зрелища прочие иноки зачесали головы, начали креститься, пока самый пожилой из них, низкий и упитанный, с крючковатым носом и большим нагрудным крестом поверх рясы не вопросил:

– Кто сие такие и чего делают в моей обители?!

– Я есмь диакон Чудова монастыря и личный писарь государя нашего Дмитрия Ивановича Григорий Отрепьев! – вскинул руку лопоухий монах. – Сия насельница есть инокиня Марфа, а обнимает она Ростовского митрополита Филарета, коего ужо заждались на его кафедре. И потому завтра же я забираю его с собой!

– Митрополит Ростовский?! – повернулись все к писарю. В том числе и монашеская влюбленная парочка.

– Сестренка, ты меня никогда не слушаешь, – укоризненно покачал головой Григорий и постучал себя пальцами по груди. Спрятанная под рясой шкатулка отозвалась гулким стуком. – Разве я не говорил, что до ледостава нужно успеть к озеру Неро? Назначение, подписанное царем и патриархом, всегда со мной. Осталось только доставить грамоту вместе с вами в Ростов. Поспешайте, милые! Зима близко!

С рассветом струг, пополнившийся еще одним путником, выбрался обратно в глубокие воды Северной Двины и продолжил борьбу с течением. Вдохновленные обещанной наградой, корабельщики двигались без привалов, днем иногда ловя в паруса попутный ветер, ночью шагая почти на ощупь бечевником, с веревкой за плечами, тем самым отвоевывая у реки лишних пятнадцать верст в сутки, а отсыпаясь по очереди на струге, в крытой носовой постройке, каковую путники, ради этих самых дополнительных пятнадцати верст в день, уступили работникам.

Гонка такая принесла успех, и через две недели, в середине октября, когда на землю уже стали падать ночные морозы, корабль миновал Вологду, вошел в Кубенское озеро, осьмнадцатого октября прошел почти опустевший Славянский волок, соскользнул в Шексну и стремительно помчался вниз по течению, для пущей скорости распустив паруса.

Двадцатого октября на землю пришел настоящий покров, укутав ее самым первым, липким, тусклым и рыхлым снегом, а первый морозец подернул лужи тонкой, толщиной в палец, ледяной коркой. Однако путники в этот час уже успели привалить к ярославским причалам, и приход зимы их более не пугал. До Ростова оставалось всего три дня пути обычным трактом. А на зимнике, известное дело, чем крепче мороз, тем лучше дорога.