Любовь, опрокинувшая троны

– Что-о?! Это бунт?! – Коротышка сжал кулаки и ударил ими по подлокотникам: – Взять крамольника! – Бородавчатый недоросток вскочил и вытянул руку: – За бунт и неповиновение! За все беды, что учинил ты моей матери и моей семье! За ложь и смущение умов моих подданных наглой ложью приговариваю тебя к смерти, князь Шуйский! Уберите его прочь с моих глаз!

Рынды кинулись на Василия Ивановича, скрутили руки за спиной и уволокли из палаты.

Дмитрий Иванович рухнул обратно на трон, перевел дух и махнул руками:

– Хватит на сегодня заседания, бояре! Пора и горло промочить после столь долгой болтовни. Ступайте с богом!

Думные бояре склонились в поклоне и величаво поплыли к дальней двери. Дмитрий, шустро спрыгнув на пол через все ступени возвышения, ушел в створку за троном.

– Сегодня ты был грозен! – оценил его приговор Григорий Отрепьев, поспешая рядом.

– Да он просто в лицо хамит! – возмутился сын Ивана Васильевича. – Мне что, терпеть?!

– Да ладно, – отмахнулся писарь. – Приговорил, и пес с ним. А я тут хотел архимандрита Пафнутия навестить, сбегал поутру до обители. А он, оказывается, в ссылке! Наказан за то, что помог мне грамоту добыть, каковая твое происхождение доказывает. Сидит где-то в земляной яме. А если бы не он, то о твоем происхождении…

– Я понял, понял! – поморщился наследник трона, замедляя шаг. – Он пожертвовал собой, чтобы вознести меня на трон, и достоин высшей награды. Но я не могу сделать его патриархом! Это место уже занято Игнатием!

– Сделай митрополитом Крутицким и Сарским. В Церкви это второе место по старшинству.

– Хорошо, – пообещал Дмитрий.

– И моя сестра…

– Я помню про твою сестру и про то, что она для меня сделала, – вздохнул сын Ивана Васильевича. – Но она женщина! Я не могу дать ей никакого церковного поста! И избавить от пострига тоже не могу, это не в моих силах! Да даже патриарх, и тот не может!

– Но у Ксении есть муж! Федор! Теперь Филарет, его тоже остригли.

– Я чего-нибудь придумаю, – смиренно кивнул Дмитрий Иванович.

– Когда?

– Когда стану царем. Пока что я, если ты не заметил, просто наследник. На царствие меня еще не венчали.

– Так венчайся! Чего ты ждешь?

– Жду, когда мама приедет, – покрутил пальцами наперстный крест Дмитрий. – Хочу, чтобы она это увидела.

– Понятно… – против сего простого объяснения Отрепьев возражений не нашел. – А ты знаешь, царевич, забавно выходит. Сегодня ты приговорил князя Шуйского к смерти за те самые слова, на которые мы все время ссылались, доказывая твое происхождение. Он честно записал, что видел. Теперь он честно указывает на постановления, сделанные из его слов. Это ведь не он тебя приговорил, а Священный собор!

– Теперь еще и Василий Иванович? – Дмитрий Иванович мотнул головой: – Слушай, Гришка, отчего ты все время за других просишь? Попроси чего-нибудь для себя! Чего хочешь? Земли, деревень, чинов, мест? Воеводства? Проси!

– Не-не-не, к бубенчикам собачьим! – обеими руками отмахнулся Отрепьев. – Насмотрелся я уже на вашу знатную жизнь! У вас коли все хорошо – так или приказчики воруют, или смерды жгут али надобно с пикой наперевес под пули и на рогатины во весь опор скакать. А коли плохо – так или ссылка, или постриг, или топор и плаха, как князю Шуйскому. Не-не, Дима, чур меня, чур от такой жизни! Мне бы пожрать нормально пару раз в день, ковш вина да одежку справную заиметь, и больше ничего не надо. И писарем при тебе остаться!

– Дело твое! – усмехнулся наследник трона. – Оставайся. Сиречь, пошли обедать!

Он стремительным шагом понесся по коридору, в голове же все крутились и крутились сказанные писарем слова:

«Приговорил за то, благодаря чему возвысился…»

Дмитрий всю жизнь провел под чужой опекой, без собственных средств. И ныне вдруг оказался всесильным, ничем не ограниченным властителем с бездонной казной! Мог делать все, что хочется, – и никто даже слова поперек не смел молвить! Перед соблазном вседозволенности трудно устоять. Сегодня вот взял – да и лишил знатного человека, именитого воеводу жизни. По сути, только за то, что тот сослался на решение Священного собора и не захотел склониться перед тем, в кого не верил. Но с другой стороны – это была дерзость, открытый бунт!

Однако возмущением своим князь Шуйский оберегал родовую честь. Ту самую честь, благодаря которой Дмитрию и его грамоте верили все встреченные люди. Честь, требующую понимания и уважения.

И что теперь делать?

Во всех книгах о достоинствах правителей, которые успел прочитать юный Дмитрий, все ученые мудрецы дружно утверждали, что повелитель должен быть строгим, но справедливым и обязательно милостивым. Однако никто из них так и не удосужился объяснить: что такое справедливость? Или строгость? И как можно быть милостивым и строгим одновременно?

– Царевич! – окликнул задумавшегося наследника Отрепьев. – Трапезную проскочил!

– Ась? – оглянулся Дмитрий. И тут же спохватился: – А, ну да! Пойдем.