Митрополит широко перекрестился и приказал:
– Во рву у бузины прикопайте и стойте рядом наготове. Часа хватит?
– Земля рыхлая, поспеем, – кивнул бритый слуга.
Святитель вернулся к сложенному из красного кирпича княжескому дворцу, в котором остановился царский синклит, и замер перед крыльцом, склонив голову к посоху.
Спустя некоторое время его терпение было вознаграждено. На крыльце послышались шаги, и слегка насмешливый голос спросил:
– Твои молитвы сильно помогают тебе в поисках, святитель?
– Ты напрасно богохульствуешь, отец Авраамий! – резко вскинул голову Филарет. – Токмо вера истинная способна открыть нам глаза на любую тайну!
– Я не то имел в виду… – забеспокоился священник. – Я лишь спросил… На хулу ни малейшего помысла…
– Иди сюда! – потребовал митрополит. – И Феодосия тоже с собою покличь!
Архимандрит и архиепископ подчинились, вышли к святителю на двор. Митрополит заставил их встать справа и слева напротив себя – так, чтобы образовался круг, и потребовал:
– Молитесь! Молитесь со всей искренностью о прозрении! Молитесь до тех пор, покуда не откроется вам!
Архиереи замерли, опершись на посохи, опустив головы и шепча что-то себе под нос.
Странное поведение святителей привлекло внимание служивых людей и дворни. Они стали останавливаться, прислушиваться, наблюдая за священниками.
– Вы ощущаете свет? – приподнял голову святитель Филарет. – Вы его видите, братья? Мы же молимся вместе! Он исходит оттуда, из-за стены! Видите?
– Что-то есть… – неуверенно согласился Авраамий.
– Так поспешим туда! – Митрополит быстро прошел мимо дворца, остановился возле крепостной стены, тут же обернулся, направился к приречным воротам, в сопровождении заинтригованной толпы пробежал вдоль стены, остановился на углу. – Что за дым? Авраамий, ты видишь дымок под бузиной?
– Э-э-э… Да… – не рискнул противоречить архимандрит.
– Эй, чада! – окликнул митрополит пятерых ковыряющихся во рву рабочих. – Ступайте к бузине и копните под ней землю. Что там есть?
Смерды поднялись к указанному месту, взялись за лопаты…
– Ой, тут что-то прикопано! О боги, да это же гроб!
Толпа угличан, что следила из отдаления, кинулась вперед, отпихнула несчастных работяг, раскидала землю, извлекла продолговатый ящик, вынесла к реке, на свет. Под нажимом десятков ножей в сторону отлетела крышка – и люди громко ахнули в немом изумлении:
– Царевич! Это царевич Дмитрий! Нетленный! Это чудо! А как благоухает, други, вы только понюхайте! Ако цветок! Чудо! Чудо! Царевич! Святой, святой! – Люди вокруг упали на колени, крестясь и вознося небесам искреннюю молитву.
Митрополит Ростовский святитель Филарет тоже перекрестился и тихо, с горечью признал:
– Я буду гореть в аду…
В темном, ночном Успенском соборе оставшийся уже в полном одиночестве святитель продолжал стоять на коленях перед большим позолоченным распятием и молить Господа о прощении, широко крестясь и склоняясь в низких поклонах.
Послышался тихий шорох. Рядом с мужем опустилась на колени инокиня Марфа, осенила себя крестным знамением, поклонилась и тихо сказала:
– Бог простит, он милостив, а раскаяние твое искренне. Ты ничего не хочешь мне рассказать, мой любимый?
– Против тебя я не грешил, матушка, – покачал головой митрополит.
– Тогда против кого?
– Я молюсь за спасение души раба Божьего Василия, матушка, ибо он потерял рассудок. Покуда я был в Москве, при ребенке, мною найденном, по десять-пятнадцать увечных в день исцелялось. Слепые прозревали, парализованные вставали, хромые начинали ходить. Сие уже не есть забота о покое на православной земле. Сие есть глумление над верой отцов наших и святотатство в храме святом. Патриарх же Гермоген святотатству сему потакает, и иерархи прочие тоже. От того страшно мне, матушка, и бежал я сюда, от участия в бесовстве антихристовом спасаясь. У меня недобрые предчувствия, матушка. Такого греха и великого глумления Господь, покровитель наш небесный, всем нам не простит.
– Ты меня называешь матушкой, потому что я мать твоих детей, или ты совсем уже записал меня в монашки? – поинтересовалась инокиня Марфа.
– Душа у меня болит, Ксюшенька, – ответил митрополит. – Неладное я что-то натворил. Ох, неладное…
– Пойдем в постель, мой любый, – поднялась женщина. – Утро вечера мудренее.
Стараниями царя Василия Ивановича и его помощника патриарха Гермогена Русская земля обрела нового святого. Однако она все равно не захотела принимать князя Шуйского в свои правители – и восстала, полыхнув от края и до края. Именем государя Дмитрия Ивановича крестьянские, казачьи и боярские полки уже к сентябрю обложили Москву, желая низвергнуть изменника. И все, что князь Василий Шуйский смог сказать приехавшей по его приглашению невесте, так это:
– Нужно еще немного подождать, моя любимая. Трудно играть свадьбу, когда под стенами стреляют пушки.