Любовь, опрокинувшая троны

На стенах стрелки и пушкари торопливо зажигали фитили, раздували жаровни и начинали калить в них запальники; знающее свое место городское ополчение потащило наверх кули с порохом и ядра, пищали и копья из оружейных комнат, ведра с водой – на случай, если осаждающим удастся что-то зажечь. Ведь стены-то – они, может, и каменные. Да вот навесы от дождя, ящики с припасами, лесенки и подпорки – все едино из дерева.

Между тем царская рать не спешила разбивать лагеря, начинать осадные работы и не пыталась с ходу выбить ворота и войти в твердыню. Она мягко обтекла вознесшийся над полноводным Сеймом Путивль с трех сторон и остановилась. Вперед выехали двое хорошо одетых бояр: бахтерцы, шлемы с позолотой, крытые ярким сукном меховые плащи, сабли с вычурной отделкой.

– Эй, городские, кто тут есть такой храбрый, чтобы царским именем себя называть?! – привстал на стременах воин усталого вида, с короткой серой бородой, стриженной модно, однако ныне растрепанной и пыльной. – Кто тут среди вас Дмитрием Ивановичем себя величает?! Коли ты государь законный, так выходи к войску своему православному! Дай хоть глянуть на тебя, царевич, в облике твоем убедиться!

Воин развел руками и оглянулся на подступившую рать.

Стрельцы и боярские дети одобрительно загудели.

– Ждите! Сейчас я к вам выйду! – закричал с надвратной башни низкорослый парень и ринулся вниз по лестнице.

– Стой, куда?! – покатился следом Отрепьев. – Схватят! Повяжут! Убьют!

– Все едино убьют, Гришка! Уж лучше под именем своим сгинуть, нежели трусом безродным.

– Подожди хоть, пока грамоту принесу!!! – отчаянно взмолился диакон Чудова монастыря.

Спустя четверть часа подъемный мост Путивля опустился, створки ворот разошлись, и наружу вышли несколько монашек, как бы напоминая подступившим воинам о чести и совести, а затем быстрым шагом едва не выбежал низкорослый и чуть кривоватый молодой боярин в бархатной рубахе и каракулевой округлой шапке с большой бляхой на лбу. Его пытался догнать монах лет тридцати, несший под мышкой шкатулку, а на поясе – чернильницу и большую плоскую сумку для бумаги.

Воеводы переглянулись, спешились.

– Ты, что ли, царевич? – прищурился боярин Басманов, опустив ладонь на рукоять сабли.

– Я! – развернул плечи неказистый мужчина.

– Меня слушайте, бояре, меня! – пискнул сзади запыхавшийся монах.

– А ты еще кто? – поинтересовался Замятня Сабуров.

– Писарь мой. Гришка Отрепьев, – ответил ему царевич.

– А-а-а! – Воеводы с интересом перевели взгляд на лопоухого монаха. – Так кто из вас самозванец?

– Сейчас сами узнаете… – согнувшись, выдохнул Григорий. Перевел дух, распрямился, открыл шкатулку, достал свиток, развернул и закричал как можно громче, чтобы услышали все служивые до самых дальних рядов: – На сей грамоте есть печать и подпись патриарха Иовы! Так ли, боярин?

Он показал свиток Басманову, Сабурову, и воеводы согласно кивнули.

– Печать царская и подпись государя Федора Ивановича!!! – завопил Гришка и снова показал боярам. И оба опять подтвердили увиденное кивком.

– Печать Крутицкая!.. Подпись митрополита Геласия!.. Подпись князя Шуйского!.. – продолжал оглушительно перечислять Отрепьев, а когда длинный список окончился, подбежал к полкам и прошел десятка два шагов перед передними рядами, показывая документ служивым людям. Потом вернулся к воеводам и встал рядом с ними, держа свиток так, чтобы бояре могли читать вместе с ним. Снова во всю глотку заорал:

– Учинен осмотр тела убиенного!!! По приметам царевича, явственным няньками, мамками, окольничим Клешиным!!! А именно!!! Глаза синие, родинка большая на носу справа, родинка большая на лбу высоко по правой стороне…

Неказистый молодой человек прошел ближе к полкам, повернулся к ним лицом.

– …волосы рыжие!..

Боярин сорвал шапку и отшвырнул ее далеко в сторону.

– …родинка продолговатая на груди да родинка с волосом на плече правом!..

Путивльский сидельщик через голову содрал рубаху и тоже откинул прочь.

– …одна рука длиннее другой!

Мужчина раскинул руки в сторону.

– По приметам сим в убиенном мальчике царевича Дмитрия Ивановича опознать не удалось!!! – вскинул грамоту над головой Григорий Отрепьев.

– Потому что я жив!!! – провозгласил Дмитрий Иванович и вскинул кулак: – Вот, смотрите все! Сие есть наперстный крест, каковой даровала мне моя матушка, царица Мария, благословляя меня на царствие! А сие… – показал он крест нагрудный, – сие есть крест моего отца, государя Иоанна Васильевича! И сим крестом напоминаю я вам всем о клятве, что давали вы моему отцу! Я его сын, кровь от крови и плоть от плоти, и данные отцу клятвы даны и мне тоже! Говорю вам, православные воины! Все беды, что случились с державою нашей по вине самозванцев Годуновых, в мое царствие обратятся вспять! Не станут более боги земли и небес гневаться на Русь, что попустила на святой трон подлого вора! Я же стану править так, как правил отец мой! Я верну на Русские земли покой, сытость и процветание! И ныне я спрашиваю у вас, храбрые витязи, верны ли вы данному моему отцу крестному целованию?!