Любовь по-французски. О чем умолчал Дюма

Король Иаков не подозревал, какой удар будет нанесен его политике, когда одним прекрасным февральским утром к нему явились его «дорогие детки» и испросили разрешение поговорить с ним приватно. Внезапно Карл упал перед ним на колени и заявил, что не хочет уподобиться людям своего ранга, связывающим себя узами брака с женщиной, ни лицо, ни характер которой им не ведом. Он поступит как принц и истинный дворянин, если сам отправится за своей возлюбленной, сердце инфанты не устоит перед порывом любви. Что же касается отношений между двумя королевствами, то присутствие наследного принца в Мадриде даст более ощутимые плоды, нежели бесконечные многолетние переговоры между посланниками. К просьбе принца Уэльского присоединился маркиз Бекингем, который заявил огорченному отцу, что отказ повергнет принца в глубокие страдания. Карл далее поклялся, что непременно добьется освобождения княжества Пфальцского. Иаков не мог устоять перед просьбами обоих молодых людей, составлявших ныне все счастье его жизни, его, престарелого, больного, овдовевшего, разлученного со страдалицей-дочерью, лишенного преданных друзей, проклинаемого собственными подданными, никем не понятого. Король уступил. Он согласился даже на то, что молодые люди отказались от морского путешествия и решили под фальшивыми именами пересечь Францию как частные лица.

Опасаясь, что сын может оказаться в Испании в положении заложника, а подданные в таком случае уцепятся за повод обвинить Бекингема в государственной измене, он приставил к молодым людям сэра Фрэнсиса Коттингтона, секретаря-католика, хорошо знакомого с Испанией, где он провел свою молодость. Отправляя молодых людей в путешествие, король горько плакал.

Этот брак открывал перед испанцами перспективу присоединения Стюартов к католической церкви и австрийской партии, для англичан же – надежду восстановить Фридриха в княжестве Пфальцском и создать в Европе то равновесие сил, которое помогло бы избежать участия в военных действиях. На самом деле ровно настолько же в мире нуждалась и Испания, переживавшая экономический упадок: казна была совершенно пуста, еще король Филипп II был вынужден несколько раз объявлять банкротство государства. Бракосочетание двух августейших отпрысков одним махом решало бы проблемы сложнейших дипломатических переговоров, осужденных тянуться бесконечно из-за препятствий в виде религиозного фанатизма обеих сторон, английской подозрительности, мании величия, мелочного формализма и чрезмерной медлительности испанцев.

Маркиз Бекингем превратил путешествие в настоящий роман плаща и шпаги, помесь развлечения с маскарадом. Уже при отъезде принца и фаворита была разыграна небольшая комедия. При большом стечении придворных король объявил, что позволяет наследнику престола отлучиться на трое суток для совершения путешествия в обществе лорда-адмирала.

– Обязуйтесь возвратиться вечером в пятницу, – заявил Иаков, прощаясь с отъезжавшими.

– Надеюсь, что ваше величество не будет чрезмерно строг, если мы припозднимся на несколько дней, – со своей обаятельной улыбкой промолвил Бекингем.

– Хорошо, хорошо, – поспешил ответить монарх, пытаясь скрыть под исполненной отеческой любви улыбкой свое отчаяние при мысли об опасностях, подстерегавших двух самых дорогих ему людей в этом дальнем путешествии.

Вечер путешественники провели в особняке фаворита, где им пришлось в полной мере выслушать вздохи и причитания по уши влюбленной в мужа супруги Бекингема. Утром, изменив свою внешность с помощью накладных бород, они тронулись в путь под именем Тома и Джона Смита. Их сопровождал только конюший фаворита Ричард Грэхем.

Вы можете представить себе радость двух полных сил, отменного здоровья молодых людей, связанных близкими узами, сбросивших с себя все сковывавшие их условности общества: родственные связи, прямо скажем, иногда тяготившие их, мелочные требования придворного этикета, невозможность полностью отдаваться спонтанным желаниям? Они были свободны как ветер – и этим сказано все! Нестись на быстрых скакунах, вдыхать свежий воздух, пропитанный запахом трав, обретать в этой скачке волчий аппетит, удовлетворять его в придорожных гостиницах и тавернах, засыпать как убитые на набитых соломой тюфяках – вот это была настоящая жизнь!