Неожиданное прибытие в Мадрид наследника престола и фаворита короля переполошило английского посла лорда Бристля. У него в голове не укладывалось, что они совершили столь далекое путешествие исключительно для того, чтобы разыграть роль влюбленного рыцаря у ног неведомой красавицы. Он осторожно и с большой опаской поинтересовался, не собрался ли принц перейти в католичество, на что тот с большим возмущением ответил, что об этом не может быть и речи. Однако испанцы почему-то придерживались иного мнения. Именно поэтому они поначалу с восторгом приняли гостей: сначала его католическое величество Филипп IV тайно принял лорда-адмирала, затем сам посетил принца Карла в английском посольстве и поинтересовался, какие у него есть желания. Тот ответил, что есть одно, но чрезвычайно большое: увидеть свою возлюбленную, инфанту.
Принц плохо представлял себе те условия, в которых воспитывались испанские принцессы. Как правило, до замужества они не видели никаких посторонних мужчин, кроме членов своей семьи и духовных лиц. Отсюда никакое, даже официальное, свидание между молодыми людьми не представлялось возможным. Был устроен целый спектакль, который разворачивался на главной улице столицы Прадо при большом стечении охочего до зрелищ народа, сдерживаемого дюжими стражниками. По ней проследовал кортеж из двух десятков карет, в которых восседали гранды и послы. Далее следовала карета, в которой расположились король с супругой, инфант дон Карлос, кардинал-инфант дон Фернандо и инфанта Мария-Анна. Экипаж, в котором сидели принц, Бекингем и оба посла, ехал навстречу. Когда кареты поравнялись, король приказал донье Марии поднять мантилью. Карл успел заметить, как гордое миловидное лицо девушки заалело. Он счел это признаком зародившейся любви, но, не будучи знаком с особенностями воспитания принцесс-католичек, глубоко ошибся. Девица покраснела от негодования и стыда, ибо, будучи убежденной католичкой, заранее ненавидела этого еретика, который подвергал смертельной опасности ее душу. Марию вовсе не прельщала перспектива стать королевой Англии: она рассматривала себя в таком случае как жертву, принесенную на алтарь любви к отечеству.
Тем не менее визит принца Уэльского был с размахом отпразднован в Мадриде. С большой помпой Карл в роскошном одеянии совершил торжественный въезд в столицу бок о бок с королем, по случаю чего жители украсили дома вывешенными фламандскими гобеленами. Принцу Уэльскому поднесли богатые подарки: кубки и подносы из золота, украшенные драгоценными камнями, расшитые золотом халаты для спальни, перчатки из знаменитой толедской кожи, духи с восточными ароматами. В честь высоких гостей были помилованы двадцать заключенных, осужденных на смертную казнь, в течение восьми дней по вечерам устраивали фейерверки, а народ веселился под звуки гитар и веселые песенки. Мадрид не испытывал недостатка в местах, где можно было бы с приятностью для себя провести время: на 70 000 жителей в городе имелось одних таверн четыре сотни, не считая домов терпимости, игорных домов и всяческих притонов. Плодовитый[11]
Лопе де Вега, который, по легенде, никогда не писал черновиков, а всегда творил сразу набело, сочинил подобающую случаю оду.Однако церемонный прием во дворце сильно охладил восторги принца. Его стихотворное приветствие, в котором он изливал бурные чувства своего сердца, было встречено присутствующими гробовым молчанием, а инфанта произнесла слова, продиктованные ей Государственным советом таким ледяным голосом, что это было способно затушить любовный жар самого пылкого Ромео. Однако Бекингем, не желавший выпускать из рук инициативу, потребовал более определенного ответа. На сей раз ему без обиняков сообщили, что ничто не сдвинется с места, пока не будет получено разрешение папы римского, Григория ХV. Но папский нунций в Мадриде тут же нашел сотню отговорок, Рим был далек, а папская курия слишком хорошо известна неспешностью принятия решений. Без папского разрешения можно было бы обойтись лишь в том случае, если принц перейдет в католическую веру.
Такого афронта Бекингем не предвидел. Он выставил то возражение, что, побуждаемый единственно порывами любви, принц не рассчитал, что ему предстоит отказаться от англиканской веры. Граф Оливарес предложил оставить все на усмотрение папы. Бекингем понял, что эти непоколебимые люди никогда не отдадут инфанту в жены протестанту.