Я только кивнула и позволила себе размякнуть окончательно. Приятно, когда ты взрослая, а можно немножко побыть маленькой. Ρаньше меня раздражало, когда мама бросалась с порога меня опекать, а теперь млею и радуюсь. Наверное, это и есть основной показатель взрослости – не доказывать родителям, что ты уже ого-го, а смиренно и счастливо принимать то, что для них ты останешься вечным ребёнком.
Как замечательно было вместо шубы и делового костюма влезть в ночнушку и уютные тапочки, вымыть руки маминым особым мылом ручной работы, а потом сонно кунять носом в кухне над сырниками с изюмом, макать их в сметанку «из монастыря» и поливать медом, пить из любимой кружки со снегирями чай и слушать мамины рассказы про коллег, соседей и новый спрей с шунгитом, «который просто чудо что с волосами творит»!
– Малышка,ты вроде осунулась и при этом похорошела, – заметила мама. – Парадоксально, но факт!
– Устала просто, – зевнув, сказала я и подумала, что, наверное, моя любовь к сырникам, которые мама делает просто волшебными, переросла в сырковый бизнес. Всё, что творожное, – моё. Просто я такие сырники стряпать до сих пор не научилась, зато нашла выгодное замещение. Практически, как Камамбер подмосковного разлива.
– Ты только на завтра или на воскресенье тоже? – с надеждой спросила мама.
Я махнула рукой:
– На все выходные, гулять – так гулять!
А сама подумала с ленивой тревогой, кто же будет подарки от Рафа принимать? Или на подарки тоже объявлены выходные? Знала бы, куда, сообщила бы, что меня нет дома. А так пришлось Сёмина предупредить, хоть он и не признался, что с Рафом общается, и Алевтину Петровну из квартиры напротив попросить, если кто будет меня искать, звонить на новый телефон. Оформила уже номер на фамилию Гарсия-Гомес. Кажется, привыкну скоро…
– Ах, как замечательно. Погуляем вместе, пообщаемся! – воскликнула мама. – Тут у нас выставка сейчас открыта интересная, мой друг организовал, может, помнишь, Аркадий Семёнович, психиатр. Это картины психически больных людей. Очень необычная выставка, есть на что посмотреть и о чём подумать… Ой, что это я всё о себе?! Как у тебя дела, Любушка?
– Всё хорошо, – пробормотала я. – Вообще всё. Давай я тебе завтра с утра подробности расскажу, а то сейчас засну прямо лицом в тарелке.
– Ну конечно-конечно, куда ж – столько ехать в метель! – заахала мама.
– И по пробкам, – добавила я еще пару капель в сироп жалостливости, потому что никак не могла решить, о чём врать, а о чём правду говорить. И ведь собиралась не обманывать больше, но как быть? При рассказе об Иране маму хватит удар. Называется: почувствуйте себя моим папой – рассказывать есть о чём сутками, но лучше промолчать.
Эх, нелегко быть дочерью подполковника внешней разведки!
Οднако с утра беседа тоже не задалась. Во-первых, монастырская сметанка подкачала, или мой желудок после всех стрессов перестал работать правильно. В общем, мне опять стало плохо. Но я включила воду погромче, чтобы мама не распереживалась и не обиделась на своих монахов, с неё станется.
Я вышла из санузла, предварительно приведя себя в человеческий вид, и раздался звонок. Мама уже стряпала что-то на кухне, а мне хотелось зажать нос от аппетитных запахов, которые почему-то были ужасными. Мама, уютная, розовенькая, как зефирка, в своём переднике с оборками, вытерла руки и сняла трубку. Лицо её быстро приобрело оттенок тревоги и ужаса. Я насторожилась и услышала:
– Да ты что?! Вот мерзавец. А казались приличными людьми! Ну как можно?! Конечно, Сонечка, я тебя поддержу, друг мой! Сейчас и приеду,только прости, ненадолго, у меня Любушка приехала… Ага.
– Что случилось? – поинтересовалась я у мамы.
Она поджала губы и с присущим ей интеллигентным негодованием принялась рассказывать:
– Соня… Ну,ты же помнишь мою Соню, Софью Вячеславовну с прошлого турбюро, да? – заручившись моим кивком, мама продолжила. – Ей от брата достался домик за Волгой, ну она и стала квартиру сдавать, а туда перебралась. Думала, пожить в покое, на природе на пенсии. Α соседи, которые через двор отгрохали дворец, купили прилегающий участок, расширились. И всё было хорошо, пока не явился их блудный сын, так сказать, наследный принц. Он всю неделю Соне не даёт спать: жужжит пилой, стучит чем-то. А только что на машине половину забора ей снёс, да наглый такой! Соня в ужасе, рыдает. Она же одинокая и поддержать некому. Я быстренько сбегаю, чтобы она хоть не одна с этими зарвавшимися богатеями разбиралась, ладно? Она полицию хочет вызвать, но боится, как бы на неё всё не перевернули без свидетелей. Знаешь, как бывает с нынешними порядками – суд может постановить, что человек сам себя переехал… Прости, девочка моя, нo я должна!