Любовь под прикрытием

Я слегка поморщилась. На моей памяти тётя Соня всегда находила, с кем поссориться, и при том была несчастной сироткой, в которой в периоды кризиса просыпался бык с рогами. Учитывая гренадёрский рост и вес, я бы не сказала, что ей нужно помогать. По-моему, она так просто живёт. Но мама со своей гипертонией и неисчерпаемым чувством дружеской ответственности всё равно вознамерилась разбираться с неизвестными хамами. И потому я предложила:

– Мамуль, погоди, я тебя отвезу.

– Да мне неловко, отдыхай!

– Всё нормально, потом погуляем вместе по твоей любимой набережной, ладно? После того, как твою нервную Соню спасём от буржуинов проклятых.

– Ну хорошо, Фарушка. Отвези меня. Но там мы сами справимся. Ты что-то бледненькая сегодня, личико совсем осунулось, щёчки опали.

– Это ж хорошо! – подмигнула я маме. – А то что я за красавица я буду – лицом поперёк себя шире?

– Всё-таки надо кушать, – вздохнула мама. – Ты вчера даже к сырникам еле притронулась.

Про «кушать» только не сейчас! Я была рада-радёхонька улизнуть из кухни и жутких запахов. Всё-таки что-то со мной не так…

Уже в машине мама сказала:

– Признаюсь, Любушка, я рада, что ты со мной едешь. У тебя характера больше, в отца. А я всегда перед хамством теряюсь. Меня можėт трясти всю от гнева, а сказать мало что получается.

– От того и давление, мамочка. А ты попробуй как-нибудь гавкнуть от души, а то и пнуть. Помогает.

– Это не интеллигентно, Фарушка, – вздохнула мама.

Мне вспомнилась Таша со всем, что она хранила в себе, и к чему это привело.

– Знаешь, мам,иногда нужно забить на интеллигентность. Просто жизненно необходимо! И высказаться!

Только я хотела добавить про папу, как мама показала на поворот за мостом, у старой церкви с Адмиралом Ушаковым на большой фреске на стене и черными якорями на внушительных цепях.

– Нам сюда. Прямо по Тверицкой набережной. Тут близко, пятый участок отсюда.

Дорога здесь была порядком разбитой,и я поехала осторожно, объезжая заледеневшие лужи. Мы проехали грандиозный дворец из тёмного камня, окружённый коваными решётками, с бронзовыми китайскими львами во дворе, пирамидами можжевельника и шарами остриженного самшита, зеленевшего в снегу. Впечатляло!

Я удивилась, что в наше время люди до сих пор строят в стиле петербургских особняков. Правее участка с изящной оградой простирался ещё не освоенный кусок земли, на стыке которого и с улицы зияла дырища – кто-то не вписался в поворот. Видимо, с пьяных глаз. Нувориши еще не так умеют. Со двора за косым сараем слышались яростные выкрики. Мы подъехали к чудом выжившим голубым с ржавчинкой воротам напротив квёлой березки.

– Ну, пойдём выручать твою Соню, – нехотя сказала я. – Хотя она сама кого хочешь с асфальтом сравняет, если выберет нужный режим.

Мама покраснела.

– Люба, ты моҗешь не ходить, я попробую сама…

– Ага, сама, – пробурчала я. – Может, у тебя в сумочке спрятана очень интеллигентная складная бита? Или дамский водяной пистолет для самообороны?

Мама хлопнула ресницами.

– Н-нет.

– Мужчина тебе нужен, – начала я издалека. – Вот если бы ты попросила папу…

– Он бы обязательно что-нибудь мне солгал! – выпалила мама, покраснела еще гуще и, бодро выпрыгнув из машины, умчалась к подруге.

Эскапизм в чистом виде.

Мне не хотелось вступать в чужие, ненужные разборки, но что поделать? Мама за своих друзей горой даже в прединсультном состоянии. Придётся и мне за компанию участвовать.

Я по привычке сжала в кармане шубы мой супер-болт на шерстяной нитке от ковра. Мало ли какие там мордовороты на тётю Соню наехали? А с этим талисманом я себя чувствую почти супергероем. Ещё бы. Из таких передряг мы с ним вместе вышли. И с Рафом… Я вздохнула, чувствуя лёгкое головокружение. Отчаянно захотелось его увидеть. Γде же он сейчас?!

Я пикнула кнопкой сигнализации, заблокировав замки на Феденьке,и пошла через двор к разгорающейся сарайной битве. Прошла мимо кустов смородины с меня ростом, обогнула разлапистую ёлку и стала свидетелем спектакля. Акт второй, приближающийся к кульминации.

Перед гневно подпрыгивающей в сизом пальто, похожем на стёганое одеяло, тётей Соней и неизвестными тремя другими грудастыми бойцами за права и территорию «сироты», моей растерянной мамой, элегантно неприемлемой в такой ситуации, на месте поваленного забора стояла высокая, красивая, южного типа женщина уже не юных лет, похожая на танцовщицу фламенко пламенным взглядом и ритмичной стройностью. Она перекрикивала тёток и жестикулировала так, словно это был не Ярославль, а Мадрид. Ей в руках явно не хватало кастаньет, а точнее алого плаща тореадора и заострённой пики, чтобы вонзить в выпуклый, почти с залысинами лоб рыжеватой тёти Сони. Впрочем, на выломанный из забора деревянный костыль южанка уже поглядывала очень опасно. Кого-то она мне напомнила…

Снулый ботан в замшевой куртке выглядывал из-за чёрного танка-джипа, а из глубины заснеженного двора на выручку южанке спешил пожилой грузный мужчина, ни дать, ни взять Пабло Пикассо в китайском пуховике. Дурдом…