Любовь с алкоголем

Славка сидела на ступеньках, и все ее мысли были направлены на кухню, на холодильник. Там, за стеной, в десяти, может быть, всего лишь метрах, в холодильнике стояло вино. Пиво. И даже виски было там, на кухне. И сигареты! Она запаслась на прощальную пьянку. И она сидела и гипнотизировала себя — «спокойно, спокойно. Сейчас, еще полчаса — и я буду сидеть на диване, пить вино и курить сигарету. Спокойно». И уже она не думала, что это последняя пьянка, должна была быть последней. Что через два дня должна начаться новая жизнь. Она уже, как персонажи Чехова, эти жуткие русские, собирающиеся начать новую, светлую, чистую и счастливую жизнь, собиралась, но никогда не начинала…

В замке что-то клацнуло, и дверь открыли.

— Давай нам срочно делай кофе! — Влад уже был в квартире. — Да тут кошачье царство! Ишь ты, маленькие какие… — Он включил лампу около кресла, где рядом стояла коробка с котятами, выжившими после ударов о стену, как и подобает кошкам.

Славка позвонила соседу в квартиру, попросив оставить инструменты — замок надо было заново вставлять. За приоткрытой дверью она увидела двухэтажную кровать и на нижней полке громадную голую жопу жены соседа. Блестяще-черную в темноте. На верхней полке, напиханные, как котята в коробку, спали трое их детей. Славка поставила у двери стул, придерживающий ее. Она сделала Даниле и Владу кофе и стояла с «офицером» на кухне, решая, что пить. Впрочем, уже сделала спасительный глоток из бутыли виски. Они взяли вино, стаканы и вернулись в комнату. Славка пошла в ванную переодеться и почему-то напялила редко надеваемые шаровары и кимоно.

— Ты под мусульманку работаешь?.. Как они уже надоели, а? За всю мою жизнь, за 37 лет я никогда не слышал столько разговоров о мусульманах. И еще об образовавшемся этносе «босняк»! Может, это ты, Славка, этнос боснический в шаливалях?.. Красиво, конечно, и странно хорошо сочетается с кимоно… — Влад сидел на диване, рядом с Даном, «вооще» устроился в кресле, и Славка приземлилась на подушку, бросив ее на пол у стены, пристроив рядом стакан и пепельницу, закинув руки за голову. — Вот так ты похожа на матиссовскую Зору, если не ошибаюсь. В шароварах такая танжирка. Марокканка жгучая с голым, правда, животом и грудями и руки за головой… Только ты, как Бубновый Туз, подражатели Матиссу, драматичней.

Славка, недолго думая, развязала кимоно и слегка спустила шаровары, ниже пупка.

— Матисс не был случайно гомосексуалистом?.. Как они все любили Танжир. Все битники там побывали, Жан Жене потом ездил… Может, потому что Танжир и не был настоящим Марокко? Крайняя точка. Гибралтарский пролив… Экзотика… Лос-Анджелес из Белграда тоже казался таким экзотичным…

— Ой, а из Ленинграда так вообще невозможно даже было себе представить! Даа… Атеперь я продаю Милошу свои ленинградские шкафы и буфеты… — Влад налил себе вина и полулег на диване, не собираясь куда-то уходить. — Даже питерские еще, антик потому что. Вывозил их, надо же! Морем переправлял! Тьфу! В шкафу, что ли, жить? Буфет есть? На комоде ехать?

— А, так это твоя мебель у Милоша… Я даже стишок сочинила… Не о мебели, но упоминаю. О красоте стих…

— Все вы, «артистс», паразиты… Живете за счет крови и страданий других, — «офицер» листал сборник стихов «Песма о Косову» — «ГраИанин Б. / извеодрагу/ милу, премилу Фиду/у градски парк/Льубио je Hohyy колено / тамо где не пада киша…»[53]

— Чего бы стоило это «льубио» и все страдания, не будь они сложены в строфы, не нарисованы «паразитами», а? — Славка почувствовала, что вновь начинает пьянеть, третий раз за вечер.

Дан рылся в пластинках, поставив уже «гротескных пидерасов», как называла Славка «Би Джиз».

— Скажите мне, ну и что будет? Ирак, Югославия, ясно, что следующая в списке Россия. Вот он, новый порядок, а?

— Это, Влад, вариант, если вы, русские, вовремя не вспомните, что когда-то были великим государством и до сих пор еще имеете право на вето.

— Слушай, выключи ты этих маразматиков! Поставь Аэросмит. Либо ничего не надо!

— А что они могут сделать, а? По рукам и ногам они повязаны. Им нужны деньги, специалисты… Хотя, я не верю, что русские смогут влезть в международные рыночные отношения на равных со всеми правах. Их душа им помешает. И неистребимая любовь, как говорили в школе, к справедливости. Душу все-таки дольше придется ломать, чем идею о коммунизме… Что они будут делать с гражданством? Русский, это же национальность! Живущий в России чукча не может называться русским. А при таком религиозном ренессансе и евреи не смогут. Для русской православной церкви еврей — это не что иное, как зло. Да и сами евреи, разве они хотят быть русскими? И у вас в Югославии теперь какие граждане? Босняк может как раз для гражданства и подходит. Но это же не национальность. В Хорватии граждане будут хорватами? А как же словены?

— А вот Моника Селеш американка, ну, там, когда-то рожденная в Сербии. И всё. И нет у нее никаких патриотических чувств, ребятки, и никаких страстей к своей национальности…