Любовь в Венеции. Элеонора Дузе и Александр Волков

Такова моя натура, я знаю, но я не могу ее изменить, слишком поздно.

Чем ты занята сейчас? Я получил твою телеграмму и был ей очень рад. По крайней мере, у тебя не возникнет лишних сложностей.

Надеюсь, что всё будет хорошо. Вчера я прочитал в газете, что дадут «Шаллан».

Предполагаю, что ты дашь спектакль еще два раза, если это окупится. Завтра у меня есть небольшая надежда утром увидеть от тебя несколько слов. Если бы ты знала, с какой яростью я бросаюсь на твои письма.

Бедная, дорогая подруга, могу тебя уверить, что в твоей жизни никто так не жил твоими письмами, как я.

Я также думаю, что никто не любил тебя более самоотверженно — то есть ради самой тебя. Ты одарена от природы, всё остальное, твой талант – всё это естественно — лишь результат.

Сегодня пойду к старушке, чтобы скоротать время в ожидании писем.

Прочитай это и прости. Если диапазон моей души шире твоего, не вини меня, и да хранит тебя Бог. Твой бедный Труатре.

* * *

[19.11.1891; Венеция – Венеция. Записка, переданная из рук в руки: «Мадам Элеоноре Дузе. Hotel de Londre 34»]

Я рискую – это может быть слишком, но мне нужно сказать тебе одно слово, Леонор, дорогая. Мне так одиноко без тебя, так грустно. Я люблю тебя так глубоко, так искренне. Быть вдали от тебя, зная, что ты в городе! Прижимаю тебя к сердцу, целую твой лоб, твои руки, твои ноги – и надеюсь, что, читая это, ты будешь думать обо мне.

Так я буду чувствовать себя ближе к тебе. Да благословит тебя Бог! Постарайся хорошо выспаться.

Только я написал это, как пришло твое письмо! И я не знал, как отправить тебе свое! Спасибо, Леонор, спасибо, моя милая дорогая подруга – ты наполняешь мое сердце счастьем на всю ночь – я целую тебя и счастлив. Твой Алекс

* * *

[16.11.1891; Вена – Москва, в гостиницу «Дрезден»]

[…] Я пишу Философову[469]

, чтобы он навестил тебя и, если нужно, нашел хорошего врача. […]

Письма из Москвы идут четыре – пять дней, так что с сегодняшнего дня я уже восемь или девять дней не имею никаких известий. […]

Если бы ты только знала, что бы я отдал, чтобы быть с тобой в России, защищать тебя, помогать тебе, ободрять тебя – но ты будешь сильной, пока ты будешь здорова. Сразу же купи таблетки антипирина – попроси небольшую дозу, чтобы защитить себя.

Твой старый друг, который любит тебя всем сердцем, [без подписи]

* * *

[20.11.1891; Дрезден – Москва]

Всего два слова, чтобы сказать тебе, что Энрикетта играет в домино и разные игры с моими детьми в другой комнате.

Ты действительно хочешь, чтобы ее сфотографировали? Я скажу об этом старушке, но прости, если сам я не заставлю ее позировать. Сейчас у нее невыигрышная внешность, придется подождать. Она вся кругленькая и весьма мало напоминает тебя. У нее есть сходство, которое стало болезненным для меня, да и для тебя тоже[470]. Это пройдет, она будет похожа на тебя. […]

P.S. Энрикетта играет с моим сыном, с которым ты знакома, и с младшим.

* * *

[21.11.1891; Санкт-Петербург – Москва. Телеграмма]

ПО ПРИЕЗДЕ ЖДЕМ С НЕТЕРПЕНИЕМ. С НЕЖНОЙ ДРУЖБОЙ МАРИ ВОЛЬКЕНШТЕЙН

* * *

[21.11.1891; Рим – Москва]

ТЕЛЕГРАММА ПОЛУЧЕНА СПАСИБО ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО ТЫСЯЧА НЕЖНОСТЕЙ ЭЛЕН [Оппенгейм]

* * *

[21.11.1891; Дрезден – Москва. I]

Моя студия, 7 вечера.

Послушай, Леонор. Письма пока нет! Ни одного с тех пор, как ты уехала!

Перехватываются ли они – не знаю – но это только, если в России.

Я не хотел, не мог писать тебе без твоих ответов на мои письма. Мне не хватало уверенности в себе.

Твои любезные послания пошли мне на пользу, я благодарен тебе за них.

Но чтобы обрести покой после месяца мучений, мне пришлось сделать все, чтобы убить, подавить чувства в своем сердце.

Я увидел, что зашел слишком далеко. Прости меня. Я не имею на тебя никаких прав, и писать тебе восторженные письма, от которых ты «несчастна», было, по меньшей мере, глупо. Заставить твое сердце любить меня невозможно, значит, нужно убить мое – вот что мне осталось. Я пытался всё это время не думать, не жить тобой. Какой в этом смысл? Ведь другая сторона не шла навстречу.

Мне удалось обрести покой – единственное, о чем я просил, потому что страдания становились невыносимыми. Если ты немного подумаешь, ты всё поймешь. Я вложил в тебя все свои силы. Ты была моей единственной мыслью. Жизнь была так прекрасна.

Где найти друга? Где я могу найти то, что ты мне дала?

Так что ничего, кроме благодарности тебе, моя дорогая милая подруга. Но чтобы добраться до этой точки, потребовалось время.

Потому что каждый день я писал тебе письма… которые потом рвал.

У всех были упреки. Но какие упреки я имел право делать тебе? Разве ты виновата, что меня было недостаточно для тебя?

Того простого факта, что ты приехала ко мне в Венецию, чтобы поговорить со мной, уже хватит для меня, чтобы сохранить в неприкосновенности свои объективные чувства. Да, ты можешь рассчитывать на меня.