Ты не имеешь права не слушать меня и должна указать мне
[6.11.1891; Венеция – Милан]
Получил две телеграммы.
Только не забудь написать мне, когда будет
Если я только зря тебя огорчил – горе мне, но только если и правда зря.
Я буду на вокзале. Сегодня я тоже пошел туда присмотреться.
Я могу стоять на мосту. И прекрасно видеть всех, будучи незамеченным.
Если вокруг тебя есть люди, я тебе не покажусь, но буду точно знать, что ты приехала и побегу ждать тебя на
Не забывай, что это на Большом канале. В общем, просто скажи: «Большой канал, Кампо Сан Вио», этого достаточно. Только если гондольер не знает, где это находится, скажи: «напротив трагетто Сан Маурицио». Я прохожу маршрут за двенадцать минут. Тебе понадобится от пятнадцати до двадцати минут.
Значит, я буду там раньше тебя.
Если, наоборот, я увижу, что опасности нет, подойду к тебе, быстро посажу в гондолу и сам в нее сяду, так будет лучше, если это осуществимо. Но накинь не слишком плотную вуаль и пропусти перед собой всех, не торопись. Все спешат выйти – пропусти их и тихонько приди одной из последних.
Возьми с собой дамскую сумку, чтобы не нанимать носильщика, оставь багаж.
Мы увидимся в доме, когда сможем.
Однако,
[12.11.1891; Венеция – Милан]
[…] Старушка Хатцфельдт была очень, очень добра со мной. Вчера я провел там вечер. Сегодня собираюсь поужинать у нее дома. Она заметила, как мне грустно, и настояла, чтобы я вернулся сегодня снова.
Вчера перед ее домом
Думаю, Вам надо будет приехать 19-го числа и
Ровно в девять часов Вы скажете, что Вам пора домой и уйдете, взяв гондолу
Я опережу Вас на десять минут, сказав, что хочу посмотреть, всё ли в порядке у Вас в отеле, и пойду ждать на Сан Вио.
Бедная старушка долго ждет Вас. Она
Нужно доставить ей это удовольствие! […]
[13.11.1891; Венеция – Милан]
[…] Мое сердце полно тобой, а глаза – твоим милым, дорогим лицом.
Я снова стер весь портрет и сделал его в черно-белом варианте – впервые с той красотой и выражением, о которых всегда мечтал.
Теперь я счастлив. Я оставлю портрет в таком виде, пока не приеду в Петербург, где
Я решил ничего не делать с домом. То есть не отдавать ни на продажу, ни в аренду, а закрыть на неопределенный срок. Мы не можем предсказать будущее. […]
Вчера я ужинал с доброй старушкой. Завтра или послезавтра пойду снова.
Я не работаю. Позже – сейчас так серо, так плохо!
В следующем году в этот период поедем в Луксор с тобой – если ты не передумаешь. Думаю, в этом году я останусь в Европе, работая в Дрездене, а в Петербург приеду в феврале. Я еще не уверен. Будем работать, моя подруга…
[14.11.1891; Венеция – Милан)
[…] Если ты не хочешь идти к Хатцфельдт, нужно
Для меня это не имеет значения, лишь бы ты была
Впрочем, я думаю, будет лучше, если ты
Или я пойду на десять минут раньше тебя. Мы могли бы выйти вместе, а потом на улице я тебя опережу, чтобы не идти вместе, если хочешь.
Храни тебя Бог! Я твой и только твой.
Александр
[P.S.] Прижимаю тебя к сердцу, моя подруга, мой единственный друг! Да, отель, который ты назвала, хороший, и тебе нужно попытаться найти там номера.
Попроси тот, что был у Жуковского. Он платил пять рублей в день.
Очень хорошо – одного отеля достаточно, а для горничной найдется другой.
[15.11.1891; Дрезден – Турин. Письмо дочери Дузе – Энрикетты, к своей матери[468]
]Дорогая мама,