Она ждет полчаса, час, он не приходит. Снова появляются черные мысли и, словно черные птицы, кружат над ее головой, она хочет прогнать их — и не может.
Снова становится грустно, она снова бросается на кровать и лежит, зарывшись лицом в подушку, лежит до тех пор, пока не удается прогнать черные мысли; опять смывает она следы слез, причесывается, любуется собой в зеркале и садится ждать его.
Наконец раздаются шаги Бухгольца — он бежит по ступеням. Сердце у нее стучит, а почему — не знает.
Он входит сияющий — жесткий воротничок расстегнут, ботинки расшнурованы, и галстук зажат и руке…
— Я проводил мисс Фойрстер домой, — говорит он.
Потом он спохватывается:
— Где ты была? Мы тебя искали. Мы собирались втроем идти поужинать, но идти без тебя не захотела она, мисс Фойрстер…
— Я была так утомлена… И что мне там было делать? Я же не могла помогать тебе, как мисс Фойрстер. Я не умею говорить с людьми, как она.
— Так разве же она не человечище? Ты должна была слышать, как она с ними говорит! И как она представила меня этому миллионеру — как ловко и красиво она это сделала. А когда она улыбалась, они ведь все подыхали. Все без ума от нее.
— Ты ей очень многим обязан. Она очень, очень много сделала для тебя, — говорит Двойра.
— Ты тоже так думаешь? — радуется Бухгольц. — Ведь без нее ничего бы не было. Все сделала она!
— Мисс Фойрстер может очень много сделать дли тебя. Она единственный человек, который может тебе помочь.
— Не правда ли? А ты видела ее платье? От нее пахло весной. Когда люди приходят и видят такого человека, с такими аристократическими манерами, они сразу же проникаются к нему совсем особым уважением, не так ли?
Тут же вспоминает он о чем-то и подходит к молчаливо задумавшейся Двойре.
— Ты ведь не сердишься, Двойра? А?
— За что мне сердиться?
— За то, что я так говорю о мисс Фойрстер.
— Мисс Фойрстер — хороший, красивый человек! — говорит Двойра.
— И люблю же я тебя, Двойра! Ты сама не знаешь, как я тебя люблю! — с воодушевлением восклицает Бухгольц и, опустившись перед ней на колени, обнимает и целует ее.
— Почему ты меня так целуешь? — говорит она с досадой, словно отталкивая его от себя.
— Я же люблю тебя, только тебя одну. Только тебя одну.
Но отчаянье уже вернулось и стало у ее изголовья.
Глава семнадцатая
Мать
На вечер к мисс Фойрстер Двойра решила не идти. При этом она про себя загадала: если он тоже не пойдет и останется с ней дома, тогда — хорошо; если же нет… Она не знала, что будет. Поэтому, когда он попросил ее пойти с ним на встречу, которую мисс Фойрстер для него устраивает, Двойра решительно отказалась.
— Хаскл, я хочу, чтобы мы сегодняшний вечер были вместе, вместе и одни, чтобы никого не было, только мы, вместе и одни, как всегда, — тихо добавила она, — раз мы до этого дожили. Сегодняшний вечер — это…
Она не окончила фразу.
— Ты права, ты права, — Бухгольц при этом засветился, — сегодня мы таки должны быть одни, никого чтобы не было, только мы, вместе и одни.
Она молчала. Через минуту он вспомнил:
— Как же все-таки быть с мисс Фойрстер? Она ведь ждет нас, ради нас пригласила гостей.
— Мы можем послать ей телеграмму, что плохо чувствуем себя. Напиши, что я больна и ты не можешь меня оставить, — сказала она.
— Хорошо, пошлю телеграмму или письмецо с посыльным. Напишу, что ты плохо себя чувствуешь, или придумаю иной предлог, чтобы она не обиделась, или, знаешь что, напишу, что получил неожиданное приглашение к миллионеру. А? Сегодняшний вечер мы оба будем вместе, и будет у нас праздник для нас одних, не так ли? Будем вспоминать о старых добрых временах. — Он поцеловал ее в голову.
Минуту спустя:
— Она не обидится, как ты думаешь, а?
— Если напишешь, что я больна и ты не можешь меня оставить, она не обидится.
— Хорошо, так и напишу, ты права. Сегодняшний вечер мы останемся одни. Вместе поужинаем в хорошем ресторане. Никого не будет, только мы одни.
Немного позднее он произнес:
— Знаешь, что я придумал? Я им покажу, что ты, одна ты все это сделала, и тебе я благодарен больше, чем кому бы то ни было. Надень свой красивый цыганский платок, нацепи сережки, и пойдем туда. Повеселимся. Они же будут ждать нас. Будет мистер Григорий, написавший статью, и еще другие. Нельзя их оскорблять. И мисс Фойрстер окажется в глупом положении. Нет, на этот раз придется пойти туда. Как-нибудь в другой раз мы будем одни.
— Нет, Хаскл, я в самом деле не могу идти. Если хочешь, иди один. Я останусь дома.
— Без тебя я не иду, — твердо сказал Хаскл и уселся возле нее.