Люди под Дождем. Избранные беседы за 5 лет

Таратута: Государство такое, какое есть, и, видимо, надо разбираться в проблемах по мере поступления. Я хотела вернуться к более миролюбивой теме и спросить еще про зрителя. В чем сейчас, по-вашему, секрет успешного театра? Что надо делать и на какой компромисс со зрителем можно идти? Театр часто обвиняют в том, что в нем слишком смешно, смешно до пошлости, что зрителя представляют каким-то удалым идиотом.

Райкин: Нет. Спрашивают, изменился ли зритель, — изменился, конечно, но мы и сами меняемся, мы сами плывем в этом течении реки, мы же не находимся на берегу. Поэтому мне кажется иногда, что все так и осталось. Я театральных зрителей очень люблю. У них иметь успех очень трудно, — гораздо легче иметь успех у театральных критиков, потому что они гораздо легче вычисляются, чем зрители, которые идут за чувством.

Таратута: А вы осуждаете зрителя, или зритель всегда прав?

Райкин: Я считаю, что зритель всегда прав — так гораздо правильнее. Нужно иметь большое мужество, чтобы так сказать, потому что это раздражает. Но я давно выхожу на сцену в разных местах и стараюсь себя всячески убедить, что если что-то не складывается — это моя вина. Надо вести зрителя за собой, но вести так, чтобы он повелся. Театр — это такая сложная игра. Он не имеет права сильно опережать время, как киноискусство или живопись. Картина может полежать, а потом быть оцененной. Для автора это большой радости не несет, но все-таки.

А ТЕАТР — ЭТО СКОРОПОРТЯЩИЙСЯ ПРОДУКТ: ЛИБО СЕЙЧАС, ЛИБО НИКОГДА.

Когда зритель придет домой, он не зарыдает на кухне, поняв, что ты имел в виду. Либо он заплачет сразу, либо никогда уже не заплачет. Это очень сложное, интересное и ни на что не похожее дело — театр. Успех должен быть непременно — успех не обязательно крикливый, топательный или хлопательный. Он может быть тихий, — от какого-то потрясения, — но обязательно должен быть акт понимания. Если зритель не понимает — значит, тобой допущена какая-то ошибка.

Таратута: Я хотела напоследок спросить вас как зритель. Вы сейчас практически не снимаетесь в кино…

Райкин: Да я ни практически, ни теоретически — вообще не снимаюсь в кино.

Таратута: …что для нас большая потеря. Почему?

Райкин:

Просто потому, что у меня уже осталось не так много времени, чтобы сделать целый ряд дел в театре. Я — театральный артист. И уже приходится экономить время. Кино — это замечательный вид искусства, но уже нет времени на всякие адюльтеры, надо быть здесь. Я преподаю, ставлю, играю, я много всего делаю для своего театра — и у меня нет времени. А потом, знаете, как интересно в театре работать? Кто мне может предложить что-то в кино на уровне того, что я играю?

Таратута: А вам кто-то может предложить такое?

Райкин: Есть замечательные режиссеры, которые мне предлагают время от времени. И я им отказываю. Я тут как-то поздравлял с юбилеем Эльдара Александровича Рязанова и сказал: «У вас есть недостаток в фильмах — там нет меня, и я вас прошу, пригласите меня в какой-нибудь фильм. И не бойтесь, я не буду у вас сниматься. Но вы будете еще одним режиссером, который мне предложил и которому я отказал». У меня уже нет времени, и интереса такого, как в театре, нет. В театре я играл Гамлета, Ричарда III, Короля Лира, сэра Эндрю Эгьючика, я играл женщин и мужчин, в фантастических пьесах у очень хороших режиссеров. Что сравнимое мне может предложить кино?

Таратута: Что же, с нами был Константин Райкин, который так чувствует время, который рассказывал нам о том, как живет театр, на какие уступки, кажется, он не может пойти и чего не простит своим коллегам. Театру «Сатирикон» и Школе искусств желаю всяческого процветания. Спасибо огромное.