– О, простите, – медик сосредоточился. – Джон, сорок семь лет, найден на месте происшествия без сознания, сатурация крови шестьдесят, ожоги третьей степени не менее пятидесяти процентов тела. Пульс восемьдесят. Литр жидкости, десять морфина, пять верседа. Вливаем второй литр. Дыхание через мешок.
Я кивнул и стал прослушивать Джона. В груди раздавались хрипы, словно пшеница горела под сильным ветром.
– Им было не помочь, – снова заговорил медик. – Ребята сказали, что никто не смог бы прорваться через линию огня, чтобы спасти их.
Прослушивая Джона, я посмотрел на Джослин.
Голубые глаза встретились с моими. Она все поняла, отпрянула назад, словно от удара, и в этот момент появился больничный священник. Он представился, взял ее за руку. За другую ее взял сын. Неожиданно мальчик стал очень взрослым – я увидел перед собой лицо мужчины.
– Мы будем ждать в семейной комнате, – сказал мне священник.
Я кивнул.
Джослин вышла из палаты. Мужчины поддерживали ее под руки.
Я повернулся к Джону. Я не мог ничего сделать – только обезболить. Слишком велика была площадь ожогов третьей степени. Я знал, что он не выживет, что бы мы ни предприняли. Все продлится недолго. Но я все же вызвал вертолет и связался с ожоговым центром штата, расположенным в трехстах милях[17]
. Я должен был попытаться. Врач центра молча выслушал меня.– Сообщите, если вертолет не прибудет, – вот и все, что он мне сказал. Он тоже все знал.
– Буду держать в курсе.
Я повесил трубку, ввел Джону обезболивающее, поставил еще одну капельницу. Я изо всех сил старался сохранить его жизнь. И пошел к Джослин.
– Я доктор Грин, – представился я, садясь рядом с ней. – Врач приемного покоя.
Она кивнула, вцепившись в руку сына.
– Насколько все плохо? – спросила она, уже зная ответ.
– Очень плохо.
Мы молчали. Сын заплакал. Джослин выпрямилась.
– Мы можем его увидеть?
– Конечно, – я замолчал, сделал глубокий вдох и сказал, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул: – Пора проститься.
Джослин вздрогнула, но кивнула. Она поднялась. Сын не выдержал: рухнул на пол, содрогаясь от рыданий.
– Встань, – велела Джослин твердым голосом.
Он замотал головой.
– Встань, Дэвид. Встань, как сделал бы сейчас отец.
Голос ее дрогнул, я почувствовал, что она вот-вот потеряет контроль.
– Ради всего святого, ради твоего отца, встань и будь мужчиной!
Дэвид поднялся. Слезы текли по его щекам.
– Мы пойдем туда, – сказала Джослин. – Мы должны проститься.
Я встал и подошел к двери, придерживая ее открытой.
– Мне очень жаль…
Я не мог сказать ничего другого.
Я отвернулся, и они ушли. Я стоял, глядя на пустую семейную комнату. Тишину нарушало лишь тиканье часов на стене.
Часы отсчитывали секунды.
Я закрыл дверь.
* * *
Прошло двадцать два года.
Приемный покой полон. Кровати стоят в коридорах, потому что все палаты заняты. В приемном покое аврал.
На каталке напротив меня сидит ребенок и болтает ногами. На другой лежит старик. В руке его торчит капельница с золотистым антибиотиком. Старик спит. В конце коридора сидит женщина, которая не может справиться с кашлем.
Я прошел мимо всех, выискивая Джослин.
Она здесь.
Джослин, скрестив ноги, сидела на каталке и читала книгу. Ей было смертельно скучно. Ей уже далеко за шестьдесят. Лицо ее покрыто морщинами и темными пятнами. Рыжие кудри сильно поседели. Я подошел ближе, и она знакомым жестом сдула упавшую на лицо прядь.
– Я доктор Грин, врач приемного покоя.
Джослин отложила книгу и пристально посмотрела на меня. Я понял, что она пытается вспомнить, не я ли был с ней в тот день, давным-давно. Я промолчал – не мое дело напоминать о таком.
– Я Джослин, Джослин Скай Гейнс.
Она протянула мне руку, и мы поздоровались. Мы встретились вновь.
– Что привело вас сегодня?
Джослин мотнула головой, стряхивая надоедливую прядь.
– У меня что-то с мочевым пузырем, – нахмурилась она. – Извините, что приехала в больницу, но врачи в Рождество не принимают.
Тут я заметил праздничный плакат над стойкой медсестер. У входа затормозила скорая, и я увидел, как в свете фар сыплет снег.
– С вами такое уже случалось?
– Чаще, чем мне хотелось бы.
На компьютере я прочитал анализ мочи. Джослин наблюдала за мной. В моче содержались нитраты – побочный продукт деятельности бактерий. Джослин права: у нее инфекция мочевого пузыря. Я выписал рецепт на антибиотики, оторвал листок и протянул ей.
– Счастливого Рождества!
– Какого-нибудь Рождества! – рассмеялась она.
Джослин спустила ноги и медленно поднялась.
– Что ж, еще увидимся.
И она опять ушла, а я остался в переполненном приемном покое, среди чужих людей. Еще одно Рождество без семьи.
Интересно, увидимся ли мы вновь когда-нибудь.
* * *
Прошло еще время.
От мыслей меня оторвал голос оператора:
– Синий код! Палата три двадцать четыре восток! Синий код! Палата три двадцать четыре восток!
Я кинулся за оборудованием для вентиляции легких. Все хранится в большом красном ящике, и искать не пришлось. Врачу приемного покоя в небольшой больнице часто приходится оказывать экстренную помощь в других отделениях.