Люди скорой. Честные истории о том, как спасают жизни

Джеремайя шагал, вытянув руки вперед и лаская ладонями колосья. Колосья были мохнатые; длинные тонкие ости щекотали его ладони, словно щетка. Джеремайя с детства любил гладить колосья. За свою жизнь он погладил тысячи, а то и миллионы колосьев. Это успокаивало его и дарило тихую радость, как крепость дуба или прикосновение к прохладному камню в жаркий день.

Но сегодня все было по-другому. Он не ощущал ничего. Колосья просто царапали его ладони, и это раздражало. Джеремайя сжал кулаки и сунул руки в карманы. И в этот момент он понял, что совершил. Он не хочет и не может продолжать эту пытку.

Неважно, что поля останутся несжатыми. Неважно, что дома его ждут жена и дочь. Неважно даже то, что его сын не вернется в этот мир, что бы Джеремайя теперь ни сделал.

Глаза ему слепила пыль.

Его слепило горе.

«Пора», – шепнул он сам себе. Он почувствовал, что решение, как дверца автомобиля, захлопнулось за ним, оставляя единственно возможную дорогу – к единственно возможному исходу. Мысль о самоубийстве не пугала и даже не удивляла его. В глубине души он с момента похорон сына понимал, что этот день когда-нибудь придет. Он боролся изо всех сил, но проиграл. И теперь точно знал это.

Джеремайя кинул прощальный взгляд на свои поля. Урожай в этом году будет хороший. Сильный порыв ветра качнул пшеницу, и Джеремайя с трудом устоял на ногах. Он пошатнулся, но прижал подбородок к груди, прищурился и повернулся спиной к ветру. Заложив руки в карманы, он поспешил к своему грузовику. Он уже почти бежал.

Джеремайя забрался в старый «форд» и повернул ключ. «У меня даже глаза болят», – подумал он. Смахнув слезы, он включил первую передачу и поехал прочь.

На трассе он не спешил, ехал медленно и сосредоточенно. Двухполосная дорога, петляющая среди пшеничных полей, была пуста. Он ехал, и ему казалось, что он разматывает длинную нить с катушки. Джеремайя чувствовал, как решимость крепнет с каждой минутой. Она толкала его вперед – так течение реки тащит за собой упавшее дерево прямо к водопаду.

Странно было думать, что конец уже близок. Джеремайя все просчитал. Он обдумывал свое решение снова и снова, выискивал все пробелы, слабости, признаки того, что все можно изменить. Решение несло в себе облегчение, страх, печаль, даже гнев. Джеремайя крепко держал его в уме – словно камень в руке. Он чувствовал, что решение его нерушимо и окончательно. Сегодня наступит конец.

Большинство из нас в последние часы жизни вспоминает других людей. Мы вспоминаем важные моменты или все, что мы упустили, – поездку на озеро с внуками, рождение первенца, первую любовь. Но Джеремайя об этом не думал. Он смотрел прямо перед собой.

На горизонте высились Синие горы Восточного Орегона. Их покатые склоны так четко вырисовывались на фоне неба, что казались совсем рядом. Джеремайя всю жизнь прожил в долине и не переставал удивляться, что они кажутся такими близкими, хотя находятся очень далеко.

Сорок шесть лет он бродил по горам и охотился. Воспоминания Джеремайи стали такой же неотъемлемой принадлежностью гор, как каньоны и сосны. Направляясь к горизонту, он чувствовал, что одновременно приближается и к своему прошлому, и к концу своего будущего.

Через полчаса дорога стала у́же, асфальт сменился гравием. Путь Джеремайи лежал к вершине. Он медленно, но верно поднимался все выше и выше. «Форд» упрямо преодолевал глубокие колеи лесной дороги 181. Машина дребезжала и раскачивалась так сильно, что Джеремайе порой приходилось упираться рукой в потолок, чтобы не вылететь из кресла.

За грузовиком после каждого ухаба поднималось облако мелкой пыли и тут же оседало, мгновенно скрывая следы шин.

Но Джеремайе не было дела до того, что творится у него за спиной. Он стремился лишь вперед. Вперед к пикам, к небу, к концу. Если он должен сделать это, то именно здесь. Здесь, где двадцать три года назад прошел его медовый месяц. Здесь отец учил его охотиться. И здесь умер его единственный сын.

Воспоминания о близких – странная вещь. Это и благословение, и проклятие – этакий обоюдоострый меч. Одна сторона лезвия нас защищает, избавляет от страха, одиночества и сомнений. И для этого достаточно вспомнить улыбку ребенка или прикосновение супруга.

Но другая сторона того же лезвия нас больно ранит. Воспоминания, таящиеся в глубинах души, причиняют боль. Они напоминают, что мы разлучены с любимыми людьми. И эта оторванность создает в душе пустоту, заполнить которую можно только возвращением этих людей.

Когда же человек умирает, возвращение становится невозможным. Пустота остается пустотой. Но воспоминания не исчезают. Они продолжают подтачивать нас, словно шахтер, который роет свою шахту все глубже и глубже. Если человек не примирится с утратой, воспоминания разрушат его душу – шахта рухнет и погребет человека.

Дорога в очередной раз вильнула, огибая насыпь на обочине. Джеремайя затормозил, переключился на полный привод и двинулся дальше. Солнце теперь светило ему прямо в глаза. Он опустил козырек. Почти полдень.

– К ночи, – к своему удивлению, произнес он вслух. – К ночи я буду готов.