Люди суземья

— Держи! — он протянул ножичек Кольке.

Тот расширил глаза.

— Лови! За угощение.

Мальчик ловко поймал подкинутый нож, повертел его без особого интереса и возвратил Герману.

— На что мне два?

— Но этот лучше!

Колька неопределенно пожал плечами.

— Тогда давай меняться, — предложил Герман. — Ты бери мой, а я — твой. На память.

— Не... — Колька поднял с земли складешок, пошоркал о штаны и спрятал в карман. — Этот ножичек Сашкин. Мне папка его отдал... — Помолчав, спросил: — Дак не будешь окуней-то есть? Тогда я их Люське унесу.

Он спустился к ручью, зачерпнул кепчонкой воды и стал заливать угли...

В глубокой задумчивости возвращался Герман в деревню. Ему было жаль Кольку. Не только потому, что его брат утонул, но и потому, что Колька должен с утра до вечера торчать возле телят. А Люська, та вообще растет дикой. И уж совсем горько было знать, что Катя ночами пасла стадо.

Почему они так живут, почему делают то, что им не нравится? Что или кто заставляет их так поступать?

Герман вспомнил Ивана Маркелова, крупного большерукого мужика с медным скуластым лицом, и вдруг понял: он заставляет! Петром он уже не может помыкать, Петр взрослый и делает, что ему нравится: катается на лодке, плавает, ловит рыбу дорожками, читает, ходит на сенокос, а Катя — девчонка, ее можно на ночь выгнать из дому и послать пасти скотину. А уж что говорить о Люське и Кольке!.. И Митрию Маркелову — в его-то годы! — тоже не велика радость бегать за телятами. А бегает. Потому и заболел. Тут не только заболеть — загнуться можно. Старичок такой маленький, хилый...

18

Вечером Герман видел, что Михаил спустил собаку с цепи и отправился куда-то по дороге вдоль деревни. Ушел он без ружья, но в пиджаке и в сапогах, хотя на улице было тепло и сухо. Значит, возвратится не скоро.

Уверенный в том, что на этот раз Петр пойдет на свою тренировку с Катей, Герман уселся на крылечке и стал ждать. Время от времени он с тревогой посматривал на озеро. Оно было темным и неприветливым. Волны не стихали, наоборот, то тут, то там забелели гребешки. Они как бы напоминали, что именно в такую ветреную погоду утонул брат Кати.

Герман отгонял это навязчивое воспоминание. Он знал, что поплывет с Петром и Катей в любую погоду, если даже волны станут в пять раз выше. А там — будь что будет!..

Петр появился из-за дома неожиданно. Он был один и нес в руке большую корзину.

— Привет, Гера! Пошли смотреть сети.

— Сети? — Герман даже вздрогнул.

— Заодно я и поплаваю.

Герман почувствовал, как неприятный холодок стал подбираться к самому сердцу.

— Что-то настроения нет...

— Ну, как хочешь. Пока!.. — и Петр быстрой пружинящей походкой спортсмена зашагал к озеру.

Будто наяву в ушах Германа прозвучал Колькин голос: «Сети были спущены, а дедушко хворал...» Какое зловещее совпадение! Герману подумалось, что и Петр, ничего не подозревая, тоже, может быть, идет навстречу своей смерти.

— Чего он к тебе подходил? — услышал Герман за спиной голос отца.

— В компанию приглашал. Сети смотреть.

— Правильно сделал, что не пошел.

— Почему правильно? — все так же, не оборачиваясь и продолжая смотреть на Петра, спросил Герман.

Василий Кирикович опустился на одну ступеньку, сел рядом с сыном.

— Потому что всегда надо сохранять свою самостоятельность...

Петр уже подходил к лодке. Герман вскочил, крикнул:

— Алё!.. Погоди, и я с тобой! — и побежал к озеру.

Плыли при боковом ветре. Лодка раскачивалась, волны хлюпали о крутой борт, но улыбчивое лицо Петра было, как всегда, спокойно. И Герману стало совсем нс страшно. Он с грустью подумал о том, как было бы хорошо, если б с ними в лодке сидела Катя. Что́ у нее могло случиться? Почему она не показывается вечерами на улице? Герман думал, как бы поделикатнее спросить об этом, но вопросы получались примитивные, лобовые, и он решил подождать более подходящего момента.

Петр пришвартовал лодку к колу, к которому была привязана сеть, сказал:

— Через десять минут крикнешь.

Герман опять смотрел, как свободно и быстро плывет Петр, и вновь жгуче переживал свою слабость перед ним. Это было очень неприятное чувство, но как заглушить его, чем?..

«В конце концов, не всем же быть мастерами спорта! — подумал он. — Каждому свое». Но на душе легче не стало, наверно, потому, что сам-то он не знал, что́ у него это «свое» и есть ли оно вообще.

После плаванья Петр смотрел сети. Он предложил и Герману вынимать рыбу — работать, как говорится, в две руки, — но тот отказался, признавшись, что никогда не имел дела с сетями и предпочитает понаблюдать, как это делается.

Волна шла поперек сетей, и не было надобности подгребать веслами. Петр, сидя на кормовой скамеечке, перебирался руками по верхней тетиве снасти, ловко вынимал попавшую рыбу — окуней и крупную плотву и бросал в корзину. По точным и быстрым движениям чувствовалось, что дело это ему привычно, да и лицо Петра было спокойно-сосредоточенно. Но все равно Германа не покидало ожидание чего-то непредвиденного, страшного. Конечно, он понимал, что волна невелика, такой волной сидящего человека из лодки не вышибет, и тем не менее было тревожно.