Люди в летней ночи

В тот вечер Оскари провожал ее в последний раз. На следующей неделе он отправлялся далеко, в южную Финляндию, где русские в то время вели большие строительные работы для армии, и оттуда распространялись слухи об огромных заработках. Кроме того, по слухам, ловкий человек мог там загребать деньгу, почти ничего не делая. Туда-то Оскари и подался с еще двумя неженатыми молодыми мужчинами. И они были в таком кураже, словно уходили прямо на войну. Они уверяли остающихся дома, что вот-де отправляются строить крепостные валы такие парни, которые чисто работают. По случаю отбытия они, разумеется, чуток выпили. В их компании оказался и «управляющий Нукари» — Вяйно, и ему тоже дали приложиться к бутылке. А затем Оскари смело пошел с Вяйно в Нукари, вечер-то был еще ранний и в доме, несомненно, еще не спали. Они вошли в людскую, и уже в дверях, объясняя свое появление, Оскари немного шепелявил, как обычно, когда он бывал под хмельком. Оскари говорил, что, мол, условился с Вяйно, чтобы тот позволил и ему прийти посмотреть на его, Вяйно, «постоянную», и Вяйно вставил, дескать, посмотреть он позволяет, но трогать — ни-ни.

Появление Оскари немного смутило молоденькую Силью и оказалось последней их встречей перед разлукой на целый год.

На следующий день ранним утром Оскари уехал, а когда наконец вернулся, наладить прежние отношения больше не удалось. И причиной тому явился именно Вилле Нукари, который к этому времени вернулся из Америки и устроился в одну солидную лесозаготовительную фирму скупщиком леса. В этом качестве он однажды опять навестил Нукари и остался там ночевать. На беду, хозяин Нукари в тот раз был в городе, и брат мог позволить себе в родственном доме излишние вольности.

В тот вечер в людской все было почти таким же, как тогда, когда Вилле приезжал прощаться. Новым было лишь то, что Силья с тех пор заметно повзрослела, и хозяйка подтрунивала над ней по поводу тянущейся уже два года дружбы с Оскари. Это, похоже, как-то подействовало на вернувшегося из Америки. Он явно стал искать любую возможность выказать свое превосходство над здешними простыми мужиками. В бутылке, которую он достал из чемодана, был не какой-то там самогон — и Вилле угощал всех, кто не отказывался. И когда выпивка слегка разгорячила его, да и остальных, и когда завязался разговор — главным образом об Америке и американских долларах, — гость достал из кармана бумажник и показал, как они выглядят, эти доллары. Силья тоже подошла взглянуть, тогда гость протянул ей одну такую длинноватую купюру, на которой был портрет странного, немного смахивающего на женщину мужчины, и произнес:

— Позволите ли вручить на память?

Силья растерялась, не взяла, но и не отказалась.

— Возьми, возьми, чего уж, бери, коль дают, — сказала хозяйка немного недовольным тоном.

— Да что мне с нею делать, не хочу я, — откровенно отвечала Силья улыбаясь, но поскольку гость не убрал купюру, девушка взяла и положила ее на угол стола.

— Раз так, я возьму, — бросил Вяйно и хотел было схватить купюру, но гость оказался проворнее «управляющего имением» и сунул ее обратно в бумажник.

Затем Вилле еще угощал всех из бутылки. Хозяйка больше не хотела нить сама и запретила деверю «поить этого дурачка Вяйно».

— Чего это хозяйке нужно, ведь с работой-то я справляюсь, — проворчал Вяйно, в голосе которого явно ощущалось воздействие выпитого.

— А того хозяйке нужно, чтобы теперь все шли спать — и гость, и наши.

Гость сделал еще глоток из бутылки, после чего пошел в другой конец дома, в залу, где ему была постлана постель. Силья и Вяйно отправились, как обычно, по своим кроватям. И лампа была погашена. На хозяйской половине стихли голоса хозяйки и детей, последний тихий шепот остался без ответа — и дом, казалось, погрузился в сон.

Но едва ли кто, кроме детей, заснул сразу. Вечерние разговоры оживили всех, да и спиртное действовало на каждого возбуждающе, мысли двигались быстрее и свободнее, чем всегда. Кто-то помнил и то, что хозяина дома нынешней ночью нет. Случись что, придется искать помощи у хозяйского брата, этого полноватого мужчины, как бы полугосподина…