Люди в летней ночи

Погода все время стояла тихая. Ярко светило солнце, однако же воздух был столь чист, что далеко разносились все звуки. Случились уже одна-две ночи с заморозками, погасившими летнее дыхание природы, те миллиарды крохотных живых трепетаний, которые каждое по отдельности остаются неслышными, но все вместе наполняют трепетом весь воздух в разгаре лета. Сегодня слышались ритмические удары цепов. Силья спросила у Софии, откуда эти звуки. София сверхусердно объяснила все, что знала о происходившем обмолоте; казалось, своими словами она ласкает и приободряет выздоравливающую девушку, направляет ее вновь к событиям жизни и соединяет с ними. То, что девушка, поневоле оставшаяся здесь, выздоравливает, было великим счастьем.

Днем пришел профессор, о существовании которого Силья совершенно позабыла. Профессор на сей раз не остановился у кровати, а сел на кресло-качалку и тихонько покачивался. Он говорил как обычно, довольно откровенно, но сдержанным и доверительным тоном:

— Да, ты, девчушка-бедолага, была у самых ворот в потусторонний мир, так близко к ним ты наверняка не была с самого своего рождения. Но теперь оставайся пока в постели и постарайся получать удовольствие от еды.

Затем опять все стихло, Силья осталась на миг в одиночестве. Со двора доносилось кудахтанье кур, да иногда подавал голос петух. Мужчина, весь в пыли и остьях, пришел из риги и спросил Софию. Он широко и белозубо улыбался, как негр, он тоже видел, что девушка выздоравливает. Теперь Силья вспомнила, что этот мужчина был одним из главных танцоров тогда… Но измученная память еще инстинктивно избегала возвращения ко всему тогдашнему, она охотнее спасалась теми волшебными путешествиями в страну сновидений, которые по мере выздоровления потихоньку меркли.

Иногда Силья чувствовала, что желает такого одиночества, когда бы не было вблизи никого и ничего из окружавшего ее здесь. Что-то из этого словно сгорело в жаре болезни, и прошлое, казалось, было закрыто пылающим занавесом, в новую жизнь она брала, чтобы начать ее, лишь уцелевшее в том огне. Потому-то Силью и тянуло из этих мест куда-нибудь, где могло бы начаться и ее новое время.

Однако же она послушно выполняла все указания сиделки и как бы лишь ждала своего часа — да она и не знала еще, куда ей отсюда уйти, когда наконец настанет этот час. В глазах была тихая усмешка, унаследованная от отца, чего здесь, правда, не знал никто. В лице, глазах, волосах — во всем облике девушки были теперь особая хрупкость и невесомость, легкий румянец на щеках тоже был каким-то застенчивым. Если бы у Сильи дело явно не шло на поправку, все это выглядело бы весьма подозрительным. И потому София все еще подолгу присматривалась к ней.

Однако наступил день, когда Силья, пройдя по комнате, посмотрела в окно на ставший знакомым за лето пейзаж. И на ржаное поле Софии, с которого урожай уже был собран в ригу. Там-то тогда и жали и вязали снопы… В боковое окно виден был двор, видны были и ворота, и начало тропинки, ведущей — туда, да… Она еще чувствовала слабость, ее почти качало, когда она глядела на золотистое предосеннее небо.

Бывали и облачные дни, и в один из таких дней в Кулмалу пришел профессор, оживленный и деятельный. Он пришел сообщить, что завтра утром они отбывают в Хельсинки, он сам тоже. Как всегда в таких случаях, он попросил Софию прийти за ключами от дома и взглянуть, где, как и что оставлено, чтобы сразу заметить, если там что-нибудь переменится. «Не знаю, что там может перемениться», — сказала София. «Нет, так и ладно, — согласился профессор — Зато я знаю, эта девчонка, она-то изменилась к лучшему». Профессор поднялся со стула и попрощался с Сильей: «Всего доброго, Силья, и спасибо — это твое пребывание у нас было коротким приятным событием, я бы и дальше держал тебя после выздоровления, но я теперь сменю обстановку — ох, ну да побудь здесь у Софии, пока не поправишься, средства у тебя есть, во время болезни расходов у тебя не было. Найди себе потом место где-нибудь в тихом хозяйстве, где сможешь дышать воздухом хлева, это тебе нужно. Будь здорова, милое дитя».

Затем старик ушел восвояси, София должна была пойти следом за ним, когда управится с домашними делами. София успела еще сказать Силье то, на что профессор лишь намекнул: что он полностью оплатил Софии весь уход за Сильей.

Позже вечером, когда София вернулась, она принесла Силье и ее жалованье, из которого ничего не было вычтено. Старик сказал только, будто позабыл отдать его сам днем в Кулмале. Однако же было ясно, что он просто хотел избежать отказа Сильи принять деньги и его бы слишком растрогало ее выражение благодарности.

— Редкий отец так заботится о дочери, как мой двоюродный брат заботился о тебе во время болезни. Но Матти всегда был малость особенным, не таким, как другие, у него и в старости еще кровь горячая, и никто никогда не знает, что у него в мыслях.

_____________