Люди земли Русской. Статьи о русской истории

Он млеет. Но он умеет и работать. Восемнадцать лет он пролавировал в густом сплетении внутрипартийных интриг, угадывая тонким чутьем восточного купца все капризные изломы политического ветра. В своей вотчине Узбекистане он буквально царствовал, пока не поскользнулся. Его расстреляли в 1937… Что ж, пожил, и будет!

Второй сатрап Узбекистана – секретарь ЦК УзКП(б) Икрамов[63] использовал свое время менее «продуктивно». Он всерьез уверовал в построение социалистического рая на Востоке и фанатично отдал себя этому делу. Икрамов жил аскетом, работая, как вол, и именно его знанию Востока обязан Сталин распространением влияния на Персию, Афганистан и Кульджу, созданием системы школ восточных пропагандистов, которые работают теперь в пятых колоннах Азии, ликвидацией басмачества. Ошибка Икрамова была в том, что он, организовав этот мощный агрессивный аппарат Среднего Востока, стал сам слишком силен и, следовательно, опасен. Его расстреляли вместе с Фейзулой.

У обоих этих сатрапов была общая вывеска – председатель ЦИК’а Узбекистана («президент» республики), подлинный батрак Ахун-Бабаев[64], «Калинин советского Востока». Кличку «Калинин» он получил не зря: Ахун-Бабаев был такой же безличностью, таким же покорным дураком, как и его всесоюзный прототип.

Он не умел говорить ни по-узбекски, ни по-русски. А говорить с трибуны ему приходилось по должности часто. Какую же нечленораздельную чушь он нес! Но и слушали его, и аплодировали ему тоже «по должности», а всерьез его слова не принимали даже самые «низовые массы». И те пересмеивались.

Однажды в Ташкенте я присутствовал в качестве корреспондента на каком-то торжестве городских пожарных. Ахун говорил им поздравительную речь и был избран «почетным пожарным». На голову ему надели блестящую каску, а в руки дали крюк-топор. Его вид был настолько нелеп и смешон, что мне захотелось пошкольничать.

– Снимай красавца Ахуна, – крикнул я своему фоторепортеру, и после вспышки магния торжественно сказал «президенту»:

– Подождите еще минутку, товарищ Ахун-Бабаев, не снимайте каску, я вам сейчас «почетную кухарку» приведу. Куму-пожарному нельзя без кумы-кухарки.

– Каряшо, – благодушно согласился привыкший к подчинению «президент» и не снимал надетой набекрень каски до самого конца вечера, терпеливо ожидая «кухарку»…

Средне-Азиатский военный округ возглавлял некогда знаменитый «победитель Кронштадта» Дыбенко[65].

Во время каких-то очередных осложнений с Англией я был послан к нему взять интервью о мощности Красной армии на афганско-персидской границе. Цель – припугнуть Черчилля. Я ожидал увидеть статного самоуверенного красавца (ведь должен же быть красивым любовник разборчивой и опытной в этом деле Коллонтай[66]), но меня принял невзрачный, хотя и здоровенный детина. Еще удивительней было, что он явно робел, диктуя мне интервью, и беспрерывно оглядывался на стоявшего за его стулом начальника политуправления округа, кивавшего в знак согласия на каждую фразу,

– Вот во что обратилась теперь «краса и гордость революции», – подумал я тогда, – буйная, жестокая, но смелая и крепкая «братва-клешники» перемолота в пыль партийным жерновом! «За что боролись, братишки?» Если ваш «вождь» оглядывается на политрука, то что же от вас осталось? И осталось ли что-нибудь?

Но и оглядка на политрука не спасла Дыбенку от общей для всех героев октября и февраля заслуженной ими участи. Собрав остатки своего бунтарского темперамента, он, последним из начальников военных округов, все же примкнул к заговору Тухачевского[67]

, Но восстановить в себе пафос бунтарства уже не было сил. Он «оглянулся» на политрука и был в числе выдавших организацию, что, конечно, не спасло его. Расстрелян вместе с прочими. Говорили, что на следствии и суде он, в противовес Тухачевскому, держался позорно малодушно, каялся, плакал и давал обещания исправиться.

А ведь был, хоть вор, да молодец! Так действует коммунистическая мельница, дробящая и растирающая в пыль каждого, кто в коммунистическое русло попадает,

«Каждого гения задушат в младенчестве, каждую поднявшуюся над общим уровнем голову срежут», – предсказывал словами Жигалева Достоевский, понявший до конца гнусную звериную сущность социализма.

«Знамя России»,

Нью-Йорк, 5 апреля 1952 г

№ 60, с. 8–10.

Романтика революции

Русский Туркестан, Средняя Азия играет большую роль в моей судьбе, да и не только в моей: в 20-х гг. ее просторы и сохранявшие тогда еще свой колорит города давали приют многим подобным скитальцам. Здесь жилось тогда немного сытнее и много вольнее, чем в Европейской России. Но моя жизнь связана с ней особенно крепко и причудливо.