Людовик XV и его двор. Часть вторая

Однако самые большие препятствия, какие предстояло встретить королю, возникли со стороны духовенства. Как только указ был обнародован, епископы, оказавшиеся в это время в Париже, в большом волнении собрались у архиепископа, являя своими жалобами куда более серьезную опасность, чем судейские чиновники и провинциальные штаты, поскольку впереди собственных интересов они ставили интересы Господа, и, нападая на их привилегии, правительство нападало на привилегии Церкви. На этой встрече церковники заключили тайный союз с дофином, своим набожным сторонником, на которого, как им казалось, они могли рассчитывать, даже если речь шла о лиге против короля, его отца.

Со времени смерти регента иезуиты, как нельзя более набравшие силу уже в годы его правления, под именем молинистов захватили всю церковную власть. Пор-Рояля более не существовало, церковные науки были заброшены; на смену великим проповедникам и знаменитым священникам времен Людовика XIV пришли люди куда более скромных достоинств; Массийон, последний из великих гениев церковной кафедры, умер в 1742 году.

Между тем скончался архиепископ Парижский, и церковная партия назначила на место г-на де Бельфона, бывшего архиепископа Арля, г-на Кристофа де Бомона, архиепископа Вьенна.

Прибыв в Париж, г-н де Бомон, который, несмотря на свое крайнее честолюбие, хотел выглядеть так, будто его принуждают занять эту должность, бросился к ногам Людовика XV и, вместо того чтобы поблагодарить короля за милость, какую тот оказал ему, стал умолять избавить его от бремени, подобного архиепископству Парижского, где ему придется бороться с ересью не менее опасной, чем ересь янсенистов. Король поднял его и пообещал оказывать ему помощь своим покровительством. Это было все, чего желали иезуиты, которые при виде направленной против них ненависти народа ощущали нужду в поддержке со стороны королевской власти.

Господин де Бомон не противоречил себе; он был или, по крайней мере, хотел казаться непреклонным среди этого двора, который можно было упрекнуть за его чрезмерную распущенность, и потому, далекий от мысли воспользоваться привилегией, связанной с его титулом герцога де Сен-Клу и званием пэра и заключавшейся в возможности поцеловать в щечку дочерей короля, когда его будут представлять им, остановился при виде этих юных принцесс, которые, заранее зная об этом церемониале, подставили пастырским устам архиепископа свои очаровательные свежие щечки, и дважды пятился назад, подчеркнуто отказываясь таким образом от этой чести, хотя имел на нее право и она была предложена ему столь изящно.

Галантный и пронырливый в годы учебы, угодливый и миролюбивый во времена своего пребывания в Байонне и Вьенне, он вдруг сделался жестким и несгибаемым в Париже, силясь убедить Францию, что все его беспокойство объясняется действенной любовью к ближнему, а его непомерное честолюбие есть не что иное, как пылкое стремление к единству веры. Едва водворившись в архиепископстве, он взял на себя роль великого инквизитора Франции, простирая внимание церковной полиции даже на злачные места, вникая в дела любого рода, вмешиваясь во все интриги, пуская в ход всю энергию своего воображения, чтобы покровительствовать своим приверженцам и досаждать своим врагам; не имея одаренности, он пользовался огромным влиянием; не имея талантов, он отыскал средство сделаться необходимым и грозным.

Однако наряду с недостатками, о которых мы сказали, г-н де Бомон обладал и исключительными достоинствами.

В то время как высшее духовенство Франции жило на широкую ногу, соперничая в роскоши с самыми богатыми вельможами и делая, подобно им, долги, которые оно возвращало ничуть не лучше, чем они, г-н де Бомон, напротив, служил образцом благопристойности, размеренности и упорядоченности; он тратил на себя не более трети своих доходов, а остальное раздавал бедным, которые, однако, не питали к нему любви; его подаяния не останавливались у границ Франции и по другую сторону моря отыскивали ирландских бедняков в воспетом поэтами Зеленом Эрине, столь опустошенном и разоренном в наши дни; но при всем том, твердый в стремлении сохранить исключительные права привилегированных каст и гордый до заносчивости в отношении древности своего рода, г-н де Бомон издержал сто тысяч экю, желая доказать, посредством родословной в двух томах ин-фолио, что он обладает выдающейся знатностью и происходит из старинной дворянской семьи. И потому, едва только был обнародован указ о двадцатинном налоге, архиепископ, рассматривавший церковные богатства и десятину как средство поддерживать могущество религии, призвал к себе полтора десятка епископов из числа тех, кто был в это время в Париже, и стал советоваться с ними по поводу решения, которое ему предстояло принять; все они придерживались одного и того же интереса и потому единодушно решили, что духовенство Франции постарается употребить все приемлемые средства для того, чтобы сохранить прерогативу предоставлять королю безвозмездный дар и ни за что не позволить насильно обложить себя налогом.