Тем временем больные умерли, и Церковь, вначале отказавшая им в предсмертном причастии, отказала им теперь и в погребении.
Парламент вновь распорядился взять под стражу Буэттена и повторно отправил архиепископу требование соборовать умирающих.
Это означало объявление войны.
Король сделал попытку продолжать опираться на обе партии.
Он поддержал требование, которое Парламент предъявил архиепископу, и осудил парламентский указ об аресте каноника.
Тем временем, видя, что смерть уже близка, советник Шатле решил исповедоваться кюре церкви святого Павла, который дал ему справку об исповеди. После этого викарий решил причастить его, но, как рассказано в мемуарах, откуда мы позаимствовали эти подробности, сделал это так грубо и непристойно, что умирающий даже не смог дождаться от него предсмертного увещания.
Однако никто из тех, кто последовал примеру несчастного советника Шатле, не удостоился ни соборования, ни погребения в освященной земле.
Отказ в предсмертном причастии распространился на провинции и на сельскую местность; в области, подсудной Парижскому парламенту, в этом отношении особенно отличились архиепископы Санса и Тура, а также епископы Амьена, Орлеана, Лангра и Труа.
Народ открыто жаловался на правительство, под властью которого человек не мог ни заработать себе на жизнь, ни добиться правосудия, ни обрести могилу.
Философы, со своей стороны, зубоскалили и высмеивали г-на де Бомона в нечестивых стихах.
Вот пример таких стихов:
В итоге народ воспринимал отказ в предсмертном причастии иногда всерьез, иногда с насмешкой.
Если он воспринимал этот отказ всерьез, толчок испытывала королевская власть.
Если же он относился к нему с насмешкой, расшатывалась религия.
Тем временем г-н Беррье, новый префект полиции, обнародовал собственные указы, вызвавшие в Париже более серьезные волнения.
Господин Беррье был во всех отношениях приверженцем г-жи де Помпадур.
Получив благодаря ей должность начальника полиции, он был беззаветно предан фаворитке; это он составлял те скандальные донесения о происшествиях в монастырях, гостиных и борделях, которые так развлекали Людовика XV при его пробуждении.
Господин Беррье издал несколько отличных указов, однако непреклонный характер и грубые манеры начальника полиции навлекли на него ненависть народа.
Его указы, первый из которых датирован 8 июня 1747 года, возобновляли запрет на ввоз, печать и продажу книг, вредоносных с точки зрения религии и добронравия.
Еще один указ, датированный 9 мая 1749 года, касался кормилиц-крестьянок, которые приезжали в Париж, чтобы взять там питомцев;
указ от 8 ноября 1750 года касался чистоты улиц; указ от 16 января 1751 года — бродячих акробатов;
и, наконец, указ от 6 января 1753 года устанавливал правила вождения конных экипажей в Париже.
В числе всех этих распоряжений был и чрезвычайно суровый указ, касавшийся бродяг и нищих.
Выше мы говорили о том, какое брожение вызывали отказы в предсмертном причастии, однако эти отказы не особенно затрагивали народ. Народ не входил во все тонкости споров янсенистов с молинистами, споров, построенных почти всегда на отвлеченных понятиях; однако он ощущал, что в основе всех этих пререканий лежит осквернение святых понятий, и понимал, что если умирающий просит о причастии, то отказать ему в этом — кощунство. И потому каждый раз, когда из дверей церкви выходил священник со Святыми Дарами, вокруг него собиралась толпа и, как уже было сказано, возникал скандал.
Однако вскоре был затронут и сам народ, причем непосредственно.
Указ, направленный против нищих и бродяг, был исключительно суровым: этих людей ловили всюду, где их можно было поймать, и, как в Англии, записывали в матросы или колонисты.
Примеры подобных похищений случались в годы Регентства, в эпоху системы Джона Ло, когда требовалось населить Канаду и Луизиану.